Седьмой принцип

Если внизу, на уровне квартир, лестница казалась достаточно пологой, широкой и основательной, то дальше она напрочь лишалась всех этих достоинств. Узкая, словно корабельный трап, она круто вздымалась вверх, и через щели между ступенями сквозила с каждым шагом увеличивавшаяся пропасть. Мишка всегда был плотней и коренастей его, и в те времена весил килограммов на десять больше, поэтому сам являлся источником опасности. Ветхие ступени под его весом скрипели и прогибались, металл их совсем проржавел, и Веню мучил страх – в дополнение к тому, который поднимался снизу и холодил пятки, – что лестница провалится и он следом за другом упадет вниз. Но Мишка, ничего не замечая, громко сопел и лез вверх, держась рукой за тонкие, словно нарисованные углем по воздуху, металлические перильца, ограничивавшие бездонную пропасть слева. Эти перильца, по мнению Вени, тоже представляли опасность, и он старался к ним не прикасаться, он вжимался плечом в стену и полз вверх, цепляясь руками непосредственно за ступени перед собой. В общем, доверяться этой лестнице даже таким маловесящим организмам, как они с Мишкой, было сущим безумием, и тогда вдруг Вене стало ясно, отчего так истошно кричали внизу старухи. Теперь они там не шумели, тоже, видно, боялись дышать, чтобы не усугубить ситуацию.

Каким-то образом они таки взобрались наверх. Пролезли в люк и оказались на этаже, который почти полностью занимал округлым телом огромный ржавый бак. Прижавшись к нему спиной, отдуваясь, Мишка неожиданно признался:

– Слушай, я там, на лестнице, чуть не обосрался от страха.

– Ага, – согласился с ним Веня. – Я тоже…

Как же он был благодарен другу за это совсем не стыдное, как оказалось, признание! Они посмотрели друг на друга и прыснули со смеху.

– Ну, что там дальше? – спросил Мишка.

Они обошли вокруг бака и по деревянной теперь уже стремянке взобрались на крышу башни. Там, прямо над верхним люком, была построена деревянная будка, которую, судя по количеству помета, облюбовали голуби. Птиц видно не было, возможно, они улетели, испуганные их шумным вторжением, зато полно было какой-то гнусной мошкары, которая тут же облепила им лица. Отплевываясь и отмахиваясь руками, они выглянули наружу и обомлели. Простор, и даль, и свет открылись им, точно другая неведомая жизнь.

«Вознаграждены!» – пронеслось в голове у Лиса.

Как тогда они спустились с башни обратно, он, кстати, не помнил совершенно. Словно и не было спуска. Похоже, что и теперь спуск по лестнице вниз для него не запланирован.

Лису показалось странным, что вспомнился ему именно тот, давний его подъем на башню, который был в детстве. А вот про тот, из прежней жизни, про который ему так старательно напоминали и который он проделал, возможно, по этим самым ступеням, – про него он не помнил ничего совершенно, словно никогда и не было. Не загорался в нем огонек, не отзывались чувства. Не ощущал он связи своей с тем миром, с той жизнью. Хотя произошедшие тогда события, как он успел их понять, были ясны ему во всех деталях. Так, может, все же ничего не было?

Он остановился, чтобы немного отдохнуть и перевести дух. Чуть выше на стене горел один из ставших уже редкими факелов. Лис осторожно посмотрел вниз. Где-то в безумной глубине плавало желтое пятно света. Он посмотрел вверх. Такое же пятно было и там, на таком же расстоянии. Ему подумалось, что он совершает переход от одного пятна до другого, от света к свету, и, если вдуматься, так оно и было. Теперь же он пребывал в полумраке, застряв на половине пути. Завис между мирами, и пока еще был волен выбрать любой из них. Но волен ли? Это вряд ли, вздохнул он, совершенно отчетливо осознав, что пути назад уже нет. «Ты покинул берег свой родной, а к другому так и не пристал…» – пропело ему услужливое сознание. Или кто еще там, в голове, с ним разговаривает? Он снова посмотрел вперед. Вон он, берег-то. Хотя даже и не берег. Всего лишь место, с которого берег может быть виден. И кто знает, что он собой представляет.

Оттолкнувшись от стены, Лис продолжил карабкаться вверх.

Он еще так говорил себе, будто успокаивал, – вверх, хотя давно уже не был в том уверен. Иногда ему казалось, что не вверх он путь держит, а вниз или еще куда-то, и он не мог понять, то ли это вестибулярный аппарат его начал давать сбой, то ли пространство вокруг стало меняться. Это сбивало с толку и раздражало. Чтобы отвлечься, стал вспоминать все, что было не было с ним и не с ним. Неожиданно события чужой жизни, которую приписывали ему, те события, что были известны ему лишь по чужим рассказам и по обрывкам собственных снов, и ответственность за которые пытались навязать ему, стали выстраиваться во вполне логичную цепочку. Каждое звено цепи, раскрываясь и проявляясь, тянуло за собой следующее, а то – следующее.