Седьмой сценарий. Часть 2. После «путча»

О разрыхленности. Сама по себе централизация в принципе носила бы плодотворный характер, если бы речь шла о молодой, целеустремленной и волевой административно-командной системе. Однако, как показывают исследования, новой политической власти такую систему построить не удалось, напротив, как это ни странно, сегодня аморфность и индифферентность новых держателей системы исполнительной власти превосходят предшествующий период. Невероятно раздуты аппараты и штаты, нарастает интриганство и групповщина, растут конфликты и склоки. Разбалансированы уровни власти, размыты функции. Налицо все черты инфантильного одряхления. Уровень коррумпированности, поданным самих лидеров демократии, уже настолько запредельно высокий, что вся система фактически работает «на себя». Неуверенность в завтрашнем дне у старой хозяйственной бюрократии, а также стремление наверстать упущенное со стороны бюрократии новой стянулись в один клубок, где приоритет личных интересов над нуждами контролируемых систем управления, отвечающих за жизнедеятельность города, республики, региона, страны, — безусловен.

Исключение составляют отдельные люди, сохраняющие ориентацию на поддержание стабильности и порядка в городах и стране. Но это лишь капля в море. Система же разваливается на глазах.

В условиях острого экономического кризиса такая система обречена. Ее внутренняя противоречивость и эклектичность способны сами по себе вызвать тяжелый политический кризис. Однако кроме этого возникают и дополнительные обстоятельства.

Важнейшим из них является наличие того самого «среднего слоя», или «третьего сословия», которое поддержало новую власть всеми способами, но которое вместе с тем имеет свои интересы, в значительной степени противоречащие интересам построенной четырехуровневой структуры политической власти.

Главный интерес политического лидера и политической партии — это поддержка электората, аморфной и погружающейся постепенно в состояние общественного люмпенства массы избирателей. Подавить социальное недовольство этой массы и уйти от выборности, заменив ее прямой диктатурой, вновь построенная система не способна. Ей мешает рыхлость, аморфность, противоречивость интересов входящих в нее лиц, оглядка на западное общественное мнение и глубокий паралич центрального репрессивного аппарата.

Таким образом, автократ и его «команды» заинтересованы в осуществлении популистской политики, которая является в сложившейся ситуации неизбежным «родимым пятном» вновь построенных авторитарных систем. Однако сформированная ориентация на иллюзорное «экономическое благосостояние» препятствует включению тех популистских механизмов, которые могли приводить в действие национальные страсти, идею защиты Отечества и другие мотивации, свойственные экстремальным ситуациям.

А это, в свою очередь, означает, что новая власть должна хотя бы имитировать защиту экономических интересов «простого человека» в виде подъема пенсий, установления индексаций, твердых цен и прочих «пряников для бедных». Такая имитация даже в ограниченных масштабах уже раздражает предпринимательский класс, который способен осуществить первоначальное накопление лишь за счет ограбления малоимущих. Попытка авторитарной власти защитить от ограбления создает антагонистическое противоречие между новым авторитаризмом и «третьим сословием».

Политическим пространством, в пределах которого это противоречие может быть развернуто в самый ближайший период, является парламентская структура. Вне зависимости от того, будет ли избран новый парламент или старому, советскому, удастся сохранить себя, он все равно будет ареной борьбы «третьего сословия» за экономические свободы — свободы осуществлять первоначальное накопление за счет большинства населения. Как именно это будет оформлено — это вопрос «десятый», и красивое западное слово «лоббизм» будет лишь прикрытием для жестких и нелицеприятных вещей.

Скорее всего, в этой ситуации мы будем иметь все этапы, знакомые по истории Великой французской революции. А именно — Генеральные Штаты, попытка разгона, клятва в Зале Мяча, Национальное собрание, Конвент, последовательный переход к якобинцам, термидорианская агония и лишь после этого — бонапартизм.

Как и всякая историческая аналогия, такая параллель, естественно, является достаточно условной. Однако есть все основания считать, что радикализация процесса, постепенная замена власти под все более «левыми» лозунгами, логика раскрутки революционного «колеса» — это и есть первый из возможных сценариев развития событий. Его вероятность будет тем выше, чем в меньшей степени каждая новая генерация лидеров, заменяющая предшествующую, будет способна реализовать коренные общественные интересы и представить интересы новых правящих «страт» в качестве «общенародных». Обычно речь идет о большом числе ротаций подобного рода.

В ходе этих ротаций народ обычно теряет примерно пятую часть. Такое кровопускание свойственно отнюдь не только событиям 1917 г.