Сефевиды. Иранская шахская династия

Нет, вы только представьте, каково приходилось шаху Тахмаспу! Не успеет утихнуть одна смута, как разгорается следующая. Не успеешь избавиться от узурпатора-атабека, как против тебя восстает родной брат, поддерживаемый османским султаном… Опору шах мог найти только в племени мосуллу, из которого происходили его мать Таджлы-ханум и первая жена Султанум бегим, приходившаяся Тахмаспу троюродной сестрой по материнской линии. В стихах Исмаила Хатаи можно встретить слово «туркмен» («Уменьшаются владения арабов и становится тесен их дом, в Багдаде туркмен забирает все»). Предполагается, что впервые «туркменами» стали называть себя представители племени мосуллу.

Скорая казнь Хусейн-хана стала грозным предупреждением всей кызылбашской знати, поскольку казненный приходился Тахмаспу двоюродным братом (его матерью была сестра шаха Исмаила I). «Если я не пощадил своего брата и ближайшего советника, то вам и подавно не на что надеяться», – дал понять своим эмирам шах.

Отдельной проблемой Тахмаспа стал его брат Сам-мирза. Некоторые историки считают, будто Хусейн-хан предполагал сделать шахом семнадцатилетнего Сама, а не годовалого Исмаила.

Султан Сулейман в 1533 году победоносно завершил войну в Западной Европе, присоединив к своим владениям новые земли и сделав Габсбургов своими данниками. Теперь настал черед Сефевидского государства, которое для суннитского правителя было кровоточащей занозой в сердце. В 1534 году, когда основные силы кызылбашей выступили против Бухарского ханства, Сулейман вторгся Азербайджан, где на его сторону перешел глава племени текели Улама, сдавший османам без боя столичный Тебриз (это произошло в сентябре 1534 года). Узнав о мятеже в Хорасане, Сулейман объявил Сама своим сыном и пожаловал ему иранские земли, лежавшие к востоку от реки Кызыл-Узен[72]. Ход был сильным, и султан сделал его в нужный момент. Сам-мирза, действуя по принципу «часть лучше, чем ничего», мог принять предложение, и тогда положение шаха Тахмаспа ухудшилось еще сильнее. Нельзя исключить и того, что хорасанский мятеж был намеренно приурочен к османскому вторжению, но будь то единый заговор или удачное стечение обстоятельств, Тахмаспу удалось изменить расклад в свою пользу, несмотря на то что, двинувшись из Азербайджана в Ирак, в ноябре 1534 года Сулейман захватил Багдад.

К слову, из-за близости Тебриза к османской границе шах Тахмасп перенес столицу своего государства в Казвин, несмотря на то что в этом городе пока еще были сильны позиции суннитов. Важную роль в шиитизации Казвина сыграл Ахмад Мунши Куми, автор известного трактата об искусстве каллиграфии и каллиграфах XVI века «Голестан-и Хонар»[73], хроники «Воплощение истории», а также следующего стихотворения:

Сунниты – овцы, шииты – волки,
Иранцам и тюркам ведомы мои мысли.
Сто проклятий суннитам Казвина —
Да падут они на бедных и на богатых,
на больших и на малых.

Агзивар-султан и Сам-мирза повели себя странно – вместо того, чтобы идти из Хорасана на запад, навстречу османам, они пошли на восток и осадили Кандагар[74], бывший тогда под властью Великих Моголов[75], союзников Сефевидов. Мотивы такого решения не очень-то понятны, но можно предположить, что мятежники рассчитывали сделать Кандагар своим главным опорным пунктом. Затея не удалась – после восьмимесячной осады они были разбиты. Агзивар-султан попал в плен и был казнен, а Сам-мирза с остатками войска отступил в Табас[76], откуда написал шаху покаянное послание с выражением своей преданности. Тахмасп отнесся к мятежному брату милостиво, понимая, что тот оказался игрушкой в чужих руках. По традиции за участие в мятежах расплачивались жизнью, но Сам-мирза был изолирован в шахском гареме, где с ним обращались почтительно, в соответствии с его саном, но никаких связей с внешним миром мирза не имел. История Сам-мирзы не окончена, мы к ней еще вернемся, но пока что о нем можно забыть точно так же, как забыл о нем его «названный отец» султан Сулейман.