Тахмасп (точнее – Фатхали-хан от имени шаха) предложил Надиркули-беку союз против Малика Махмуда Систани. Предложение выглядело выгодным, поскольку давало Надиркули-беку возможность потеснить Фатхали-хана и занять главенствующее положение при Тахмаспе. Когда Надиркули-бек прибыл к шаху во главе двух тысяч закаленных в боях всадников, шах обнял его и пожаловал ханский титул в качестве аванса за будущую службу.
Вместе каджары Фатхали-хана и воины Надиркули-хана представляли грозную силу, против которой Малик Махмуд Систани вряд бы ли смог устоять. Победоносный расклад привлекал к шаху новых союзников из числа предводителей хорасанских племен. Фатхали в Хорасане был чужаком, а Надиркули – своим, поэтому выходило так, что люди присоединялись к нему. Кроме того, Надиркули всячески демонстрировал шаху свое почтение, что выгодно контрастировало с невежливым поведением Фатхали-хана. Кстати говоря, изначально Тахмасп пытался настаивать на походе на Исфахан, но Фатхали-хан убедил шаха в том, что сначала нужно вернуть под свою власть Хорасан, и, как выяснилось, совершил большую ошибку, поскольку в Хорасане его влияние таяло, словно лед в знойный день. Чувствуя, что земля уходит у него из-под ног, Фатхали-хан замыслил предательство и вступил в тайную переписку с Маликом Махмудом, надеясь получить от того больше, чем от Тахмаспа.
Надиркули-хан предполагал возможность перехода Фатхали-хана на сторону врага и присматривал за ним. Одному из людей Надиркули удалось перехватить письмо Фатхали-хана к Малику Махмуду, которое показали Тахмаспу. Можно представить, какие чувства испытал молодой шах, узнав о предательстве своего великого визиря. Надиркули получил приказ арестовать Фатхали-хана, и было ясно, что шах намерен предать изменника казни. Что ж, как говорится, без волков пастуху спокойнее, но Надиркули не хотел осложнять отношения с каджарскими эмирами, помощь которых имела важное значение в противоборстве с мешхедским самозванцем. Поэтому он взял с Тахмаспа обещание не убивать Фатхали-хана и поместил того в неприступную крепость Калат. Будучи человеком умным и хорошо разбираясь в людях, Надиркули понимал, что дни Фатхали-хана сочтены, но не хотел выглядеть виновником его гибели – пусть лучше руки в крови испачкает шах. Что же касается каджарских эмиров, то самые ненадежные были арестованы, а казавшихся надежными шах осыпал наградами, и отпадения каджаров удалось избежать. Надиркули-хан, которого шах назначил курчибаши, привечал всех, кто хотел служить под его начальством, не делая различий между представителями разных племен. Такой «интернационализм» пошел на пользу и ему, и шаху Тахмаспу. За верность Надиркули был награжден почетным именем Тахмаспкули[194]
, и в этом явственно усматривается ирония судьбы, которая вскоре сделает Тахмаспа рабом Надира.На основании того, что мы знаем о Малике Махмуде Систани, можно считать его умным и предусмотрительным человеком, но, получив известие о низложении и убийстве Фатхали, Махмуд проявил удивительное легкомыслие. Вместо того, чтобы попытаться узнать побольше о состоянии дел в лагере противника, он решил, что теперь-то каджары покинут Тахмаспа, и отправил войско для разгрома его «ослабевшей» армии. Надежды Махмуда не сбылись – Надиркули-хан растер его силы в пыль, да вдобавок захватил все пушки. У Малика Махмуда остался только один выход – запереться в Мешхеде и положиться на Аллаха.
Однако Аллаху была угодна победа другой стороны. Двухмесячная осада истощила запасы продовольствия, а отсутствие надежды на чью-то помощь со стороны плохо сказалось на моральном состоянии защитников города. В ночь с 11 на 12 ноября 1726 года испахсалар Малика Махмуда Пир Мухаммед-хан открыл городские ворота перед воинами Тахмаспа…
Судьба Пир Мухаммед-хана может считаться назиданием всем предателям. Он перешел на службу к Надиру и дослужился до беклярбека Герата, но затем утратил расположение своего повелителя и был казнен по обвинению в измене.
Надиркули-хан сохранил Малику Махмуду жизнь и не стал лишать его свободы, решив, что тот уже никогда не будет представлять опасности, но Малик Махмуд повел себя неразумно. Он завязал отношения с предводителями туркменских племен, надеясь с их помощью вернуть утраченное, и в марте 1727 года Надиркули-хану пришлось его казнить.