Сегментация Жизни

Буянов встал, тяжело сопя, прошёлся вокруг стола. Он подошёл к Петрову совсем близко.

– Может, объяснишь, Володя?

Надо было объяснить! И чем ближе это объяснение будет к правде, тем лучше, понимал Петров.

– Я потерял свой пистолет, – сказал он.

– Когда?

– Вчера обнаружил, что потерял… То есть позавчера он был, я помню, а вчера…

– Так-так, – пробормотал Буянов, поглаживая затылок, – так-так… – Отошёл, вернулся, наклонился над сидящим Петровым и прошептал в ухо: – А это не ты часом его шлёпнул? А, Володя?

В вопросе было сомнение, но какое-то совсем слабое, формальное, словно, для порядку.

– Нет, это не я, – ответил Петров поспешно и категорично.

– Ну, да, ты ж здесь, на месте, был. Алиби, однако…

Буянов вдруг громко хмыкнул, потом выпалил с жаром, словно подсказывая правильное решение:

– Шлюхи, небось, стащили?!.. А, Володь? Стащили и шлёпнули того хача… А?

Петров опустил голову.

– Ну, точно, шлюхи! – окончательно решил Буянов, найдя по собственному мнению, красивую, удобную и, главное, очень правдоподобную версию; озабоченность ситуацией сменилась нравоучительным пафосом. – Говорил я тебе, дураку, завязывай с этими саунами, с путанами, с этим всем, понимаешь… Видишь, что получилось-то? Ты слышишь меня?!

– Да, да, – виновато откликнулся Петров, не поднимая головы, но активно ею качая.

Буянов прошёлся ещё по кабинету, посгибал пальцы, пощёлкал ими, схватив одной рукой другую за запястье.

– Ну, вот что, – постановил он. – Сейчас же отправляйся к Василичу… Знаешь Василича, начальника Н-ского отдела?.. Прекрасно. Напишешь заявление о пропаже оружия задним числом. Там у них в журнальчике регистрации всегда найдётся для своих пропущенное местечко. Дуй прямо сейчас! – Буянов ободряюще хлопнул по плечу. – Василичу я позвоню, – и на прощание добавил тихо, почти шепнув в ухо: – Аккуратнее с Хохловым, у него завязки какие-то с кавказцами, может с лёгкостью тебя слить.

С Пегой Петров снова встретился спустя пару дней – на очной ставке. Те же короткие белые волосы и чёрные брови, терпкий запах духов, сразу ожививший воспоминания пьяной ночи, и большие испуганные глаза, с нескрываемым опасением и изумлением оглядывавшие всё вокруг. Она сидела на стуле, вся сжавшись, кусала ногти и совсем не понимала, что от неё хотят обступившие её полицейские. Когда в комнату вошёл Петров, в глазах Пегой мелькнуло нечто вроде надежды, но скоро надежда потухла.

– Узнаёте гражданку? – коротко спросил следователь Петрова.

– Да.

– Кто это?

– Её зовут… Её зовут… – Петров ожидаемо запнулся, следователь сурово посмотрел на него. – Я не помню, как её зовут, возможно, она и не назвала своё имя во время нашей встречи… Для себя я назвал её Пегой.

Больше всех своему прозвищу удивилась сама Пегая.

– При каких обстоятельствах вы познакомились с этой гражданкой? – спросил следователь.

– У нас были интимные отношения.

– За деньги?

– Ну, не даром, в общем.

– Свидетели вашего знакомства имеются?

– Да.

– И они могут это подтвердить?

– Да.

– Скажите, пожалуйста, а на свидание с гражданкой вы пришли со своим служебным пистолетом?

– Да, он был при мне.

– Вы это хорошо помните?

– Я уверен в этом абсолютно.

– Расскажите, что случилось потом.

– Потом, уже наутро, спустя некоторое время после расставания с этой девушкой я обнаружил, что пистолет пропал.

– Много времени прошло?

– Часа два.

– Вы пытались найти пистолет?

– Да. Но я его не нашёл.

– А саму гражданку вы нашли?

– Нет.

– Вы могли просто потерять пистолет?

– Нет, это исключено.

– То есть вы утверждаете, что именно сидящая здесь гражданка украла у вас пистолет?

Петров пожал плечами.

– Выходит, что так.

Потом следователь опрашивал Пегую. Она признавала, что встречалась с Петровым, но категорически отрицала даже саму возможность кражи у него пистолета. «Не крала я пистолета. Не было у него пистолета, не могла я его украсть», – твердила она, опустив голову.

Петров видел её глаза.

Пегой овладело нечто вроде упрямства отчаяния. Она сопротивлялась, как могла, она поняла, что её решили сделать крайней в каком-то подлом деле. Когда Пегая это окончательно осознала, она внутренне собралась, превратившись в ощетинившегося ежа, готового к борьбе с несправедливостью. Но Петров уже не увидел этой борьбы одинокой женщины, волею злой судьбы обречённой на поражение – он вышел из кабинета. Стоя уже спиной в дверях, он услышал угрожающий вопрос следователя:

– Ну, что, гражданка Петрова, будем мы сознаваться в краже оружия или будем усугублять свою вину?

«Петрова?» – успел удивиться следователь Петров.

Дверь кабинета, резко щёлкнув замком, закрылась.

Октябрьская ночь наступает рано. Город, на несколько часов вырвавшись в серый облачный день, вновь опускается в темноту. И эту грязную мокрую темноту разряжают лишь разноцветные электрические огни фонарей и рекламы.