Сегодня и вчера. Книга стихов

В моей квартире живет глухой —
Четыре процента слуха.
Весь шум — и хороший шум
                 и плохой —
Не лезет в тугое ухо.

Весь шепот мира,

          весь шорох мира,
Весь плеск,
      и стон,
         и шелест мира —
Все то, что слышит наша квартира,
Не слышит глухой из нашей квартиры.

Но раз в неделю,

          в субботний вечер,
Сосед включает радиоящик
И слушает музыку,
           слушает речи,
Как будто слух у него настоящий.
Он так поворачивает регулятор,
Что шорох мира становится
                  громом,
Понятен и ясен хоть малым ребятам,
Как почерк вывесок,
            прям и огромен.

В двенадцать часов,

           как всегда аккуратны,
На Красной площади бьют куранты.
Потом тишина прерывается гимном.
И гимн громыхает,
           как в маршевой роте.
Как будто нам вновь
            победить иль погибнуть
Под эти же звуки
          на Западном фронте.

…А он к приемнику привалился,

И слышно, слышно, слышно соседу
То, чего он достиг, добился, —
Трубный голос нашей победы.

Он слово ее разумеет,

              слышит,
Музыку он, глухой, понимает,
И в комнате
      словно ветром колышет —
Родина
   крылья свои поднимает.

В доме отдыха

Только сдали вы паспорт
                и отдали вещи вы,
Начинается новая, лучшая жизнь.
В доме отдыха люди особенно вежливы.
И не хочешь, а — нужно, старайся, держись!

Вот я лягу на койку,

Вот ноги я вытяну,
Вот соседа спрошу, не мешает ли радио.
Чистотой,
Теплотой,
Светлотой удивительной
Быт меня обстает, потрясая и радуя.

Небеса голубые над крышами вывешены.

Корпуса разноцветными красками выкрашены.
Так легко, что сдается: вопросы все вырешены
И ростки коммунизма — теперь уже выращены.

Время полдничать.

Кофе, наверное, с булочкой.
Флаг над вышкой,
      в пруду отражаясь,
            рябит:
Это, словно заливы
           ближайшего будущего,
Корпуса дома отдыха
            врезались в быт.

«Я не любил стола и лампы…»

Я не любил стола и лампы
В квартире утлой, словно лодка,
И тишины, бесшумной лапой
Хватающей стихи за глотку.
Москва меня не отвлекала —
Мне даже нравилось,
      что гулки
Ее кривые, как лекало,
Изогнутые переулки.
Мне нравилось, что слоем шума
Ее покрыло, словно шубой,
Многоголосым гамом ГУМа,
Трамваев трескотнею грубой.
Я привыкал довольно скоро
К ушам,
      немного оглушенным,
К повышенному тону спора
И глоткам,
      словно бы луженым.
Мне громкость нравилась и резкость —
Не ломкость слышалась, а крепость
За голосами молодыми,
Охрипшими
      в табачном дыме.
Гудков фабричных
      перегуды,
Звонков вокзальных
      перезвоны,
Громов июньских
      перегромы
В начале летнего сезона —
Все это надо слушать, слушать,
Рассматривать не уставая.
И вот развешиваю уши,
Глаза пошире раскрываю
И, любопытный,
      словно в детстве,
Спешу
      с горячей головою
Наслушаться и наглядеться,
Нарадоваться
      Москвою.

Старый дом