Проезжая через город, остановились послушать сообщение Совинформбюро. Киев в сводке звучал. Ещё бились ребята там. Опять накатила тоска. Казалось — всё, что делаю, так мелко, незначительно. Не способно ничего ни изменить, ни исправить. Да и что я сделал? Сломал десяток костей своим же, не смог обучить ничему ни ребят в бригаде, ни в роте, даже ни одного немца не завалил. А он сейчас громит наших предков как хочет, когда хочет и сколько хочет. Вот там, на фронте, дела делаются. А всё что я делаю — детская игра в песочнице.
— Уж скорее бы на фронт. Сил нет уже терпеть. Ребята там гибнут, а мы — как в санатории, побегали, пожрали, поспали, водочку попили. Э-эх!
Миша и Мельник удивлённо смотрели на меня.
— Что?
— Сам говорил — не готовы мы к фронту.
— К этому нельзя быть готовым. Ладно, этот кадет, но ты-то, Мельник, воевал же уже.
— Какой там воевал! Выгнали в поле. Ура! Бежишь, падаешь, опять бежишь. Пули свистят вокруг, ребята падают, кричат, взрывы, что происходит — не понимаешь. Куда стрелять — не понятно. Куда-то вперёд стрелял, как все. Я и финна-то живого ни разу не видел.
— Ты же снайпером был.
— Был. Сидел в засаде, как они. А никого так и не увидел.
— Так никого и не убил?
— Говорю же тебе — даже в оптику не видел. Зато — воевал. У нас в роте половина побита-поранена, а похвалиться нечем. Как в атаку пойдём — кровью умоемся, отползаем. А потом, то место, откуда по нам стреляли — перепашут пушками — опять — «ура-в-атаку!» бежим. Так три недели отбегали и отвели нас в тыл. Вот и вся война.
— Неужели и сейчас так воюем?
— А как? По-другому не умеем. И-э-эх! Нам бы тебя, старшина, туда, в Карелию, сколько бы мужиков целыми домой вернулись. У нас же за три недели три ротных убило. Они что — «Ура! За Родину!» первый вскакивает, пистолетиком махнёт и бежит впереди всех. Первый и падает. Мёртвый. Одна пуля — в голову или в сердце.
— А был бы я там — изменилось бы что?
— Уверен! Ты ведь до хрена знаешь и умеешь. Вот научил бы нас, по-другому бы всё было.
— Ты ошибаешься, Лёха. Ни хрена я не умею. Так, видимость создаю.
— Старшина, ты это брось. Меня ещё никто никогда один на один не бил. А ты — играючи.
— С трудом, Лёха, с трудом. Я как увидел, ты «мельницу» раскручиваешь — аж похолодело всё.
Мельник, довольный, заржал. Смотрит на меня преданными глазами, как собака на хозяина. Вот, блин. Теперь я за него в ответе, как за всякого, кого приручили.
— Спасибо, Алексей. Буквально, к жизни меня вернул.
— Ага, а то я смотрю — приуныл «медведь» наш.
— Как ты сказал? Почему Медведь?
— Ты себя бы со стороны видел бегущим в броне на «пулемёт», согнувшись. Точно, как косолапый.
— Сам придумал?
— Нет, ребята. Сначала Чёртом назвали, теперь Медведь, да Медведь. И каптёрку свою «берлогой» называешь.
— И точно. В берлоге же медведь спит. Ладно, оставим лирику. Вань, поехали в расположение.
— А в управлении вас, старшина, младшим Наполеоном назвали, — вставил Иван. Ржали вчетвером.
— Ну, что думаешь? — ротный выжидающе уставился на меня.
— Одобрямс! — ответил я.
— Тебе все б ржать! Я же серьёзно.
— Твой выбор. Ребят этих ты лучше знаешь. Не справятся со взводом — заменишь. Ты бы хороших оперов отобрал в отдельное подразделение, а дознавателей ещё в одно.
— Разведка и контрразведка?
— Растёшь на глазах!
— Думал я уже об этом. Но, мы не полк и даже не батальон. Нам не положены такие структуры.
— Кто говорит об официозе? Негласно. Стрелки и стрелки. А в свободное время, по приказу ротного — разведка и дознание. Чую я, когда на фронт попадём, наш батальон будет посильнее некоторых сильно битых дивизий. И задачи нам будут ставить соответствующие.
— Например?
— Остановить танковую дивизию. Как тебе?
— Справимся?
— Умеючи-то? Нет, уничтожить, конечно, не уничтожим, но задержать, потрепать, танки пожечь — это можно, ежели с умом-то.
— Уговорил. Сделаю из них два отдельных отделения.
— Ещё отделение «леших». Как тебе костюм?
— Отлично. Ни одного не нашёл. Пока один не говорит, вот так, с болью: «Товарищ капитан, (при переводе Степанова из НКВД в ОИПТБ ему было присвоено общевойсковое звание, равное имеющемуся), сойдите с руки».
Мы рассмеялись. Это мы проводили испытание масккостюмов, которые сразу окрестили «Леший», тем более, что командира отделения снайперов, чемпиона областного турнира по стрельбе среди подразделений НКВД, звали Алексей Олегович Алёшин, а с детства Лёха Леший. Десяток снайперов спрятались в лесополосе, а ротный их через полчаса искал.
— Так ты ему на руку встал и даже не разглядел?
— Он палой листвой засыпался у бугорка. Я на бугорок встал, осматриваюсь, топчусь, вот и наступил на него.
— Понятно. Дальше. Пулемётный взвод, это понятно. Жаль, ручных пулемётов мало. По-хорошему, по одному на отделение надо.
— Уж что есть. Зато противотанковый взвод. Почему ты отобрал винтовки у стрелков ПТР?