В первый четверг, когда он вошёл туда один, совершенно убитый и подавленный, пока его мужчина в больнице боролся со смертью, движимый навязчивой необходимостью чего-то, что напомнило бы ему о нормальной жизни, Кевин подсел за столик и просто слушал. Весь вечер.
А затем он предложил ему эту работу, со скромной зарплатой, и возможностью пропускать дни, когда хотел, чтобы проведать Себастиана.
Конечно, это было не тем, что Курт хотел бы делать всю свою жизнь. Ни это, ни, если уж на то пошло, профессия стилиста, честно говоря. Он мечтал о Голливуде, о сцене Бродвея. Но, как уже было сказано, Курт был из тех, кто умеет адаптироваться.
Первые годы в NYADA были для него трудными. Была огромная конкуренция, и часто возникало желание плюнуть и бросить всё. Но рядом всегда был Себастиан. Его первый настоящий фанат.
С момента, когда они оба оказались в этом огромном городе, а потом, спустя год, начали встречаться по-настоящему, он всегда был его поддержкой и опорой. Во всём.
Затем, внезапно, за три года до этого всё изменилось.
Себастиан начал пропускать его репетиции, не приходил на его маленькие спектакли, не подбадривал больше. По правде сказать, казалось, он перестал понимать его.
Так что, после бесконечных ссор, устав от этой непрерывной борьбы, они решили сделать перерыв и расстались на месяц.
В конце концов, Курт понял, что не может без Бастиана, и что вещи, которые тот говорил, не такие уж неправильные. Он и сам с некоторых пор испытывал страх перед собственными мечтами.
Теми самыми мечтами, которые в последнее время не приносили ему больше удовлетворения.
И тогда он вернулся к нему, умоляя начать всё сначала. И обнаружил, что Себастиан не изменился. Смайт по-прежнему подталкивал его найти другую работу, более стабильную и выгодную для него. Он говорил, что Хаммел должен думать сейчас о своём будущем, не только о мечтах. Чтобы стать независимым.
«Независимым, от кого?» – несколько испуганно, не мог не спрашивать себя Курт.
Себастиан подтолкнул его принять к рассмотрению свою вторую страсть – моду.
Курт был очень одарён. Именно к нему всегда обращались за советом насчёт костюмов в NYADA, с ним Рэйчел обсуждала свои платья для спектаклей и только ему доверяла их починку.
В сущности, ему нравилось творить; не так, как выступать на сцене, может быть, но, всё же, нравилось.
Но правда была в том, что, как бы он ни любил сцену, она не приносила той радости, которой парень ожидал.
Получить роль для него было трудно. В течение двух с половиной лет, пока он учился в NYADA, ему досталась всего одна важная роль в андеграундной постановке Волшебника из страны Оз, показ которой был почти сразу остановлен из-за недостаточного успеха у публики.
Да, Хаммелы не сдавались.
Но умели достойно принимать поражения, когда те были столь очевидны.
Тогда Курт взялся писать сценарии. Сценарии, в которых он хотел бы играть, но которых ни Голливуд, ни Бродвей не могли ему предложить.
Как когда-то сказал его отец: «Если у Голливуда нет для тебя истории, напиши её сам».
Так он и делал. Писал рассказы, которые никто не написал бы для него. Которые пока никому не были известны, кроме него.
И, как запасной вариант, он занялся модой. Благодаря некоторым знакомствам Бастиана, он смог попасть на приём к ректору Парсонс. Его талант сделал остальное.
И Себастиан, как обнаружилось, был его главным фанатом и в этом. Ещё более убеждённым, по правде говоря.
Он с гордостью носил одежду, что Курт создавал для него, разбавляя творения своего парня аксессуарами от Valentino и Louis Vuitton, к которым всегда питал слабость. И с гордой уверенной улыбкой отвечал: «От Хаммела» любому, кто спрашивал, чья эта рубашка или пиджак, или брошь.
И Курт был счастлив делать то, что делал. Может быть, не так счастлив, как тогда, когда пел на сцене, но, всё же, счастлив. Мечты со временем меняются. И потом, так он, безусловно, достигал лучших результатов и получал больше удовлетворения. Разве не это имело значение, на самом-то деле?
Уж точно, этого было достаточно, чтобы он мог притворяться, будто не видит, что Себастиан, может, и остался прежним в том, что касалось заботы о нём и его будущем за этот месяц вдали друг от друга, но изменился во всём остальном. Возведя между ними стену, которую Курту было сложно игнорировать.
А потом случилась авария, и Курту пришлось приостановить и ту новую жизнь, которую он выбрал. И довольствоваться очередным запасным вариантом.
Но, чем больше проходило времени, чем больше притуплялись страдания – под влиянием монотонности повседневного ожидания – и тем труднее становилось Курту не задаваться вопросом – почему он сделал такой выбор?
Он действительно был в нём уверен? Это на самом деле было его решением? Он и вправду был счастлив?
Ласковое прикосновение Мадам Девор`o, старушки, которая всегда обедала там, вернуло парня к реальности. Он улыбнулся на прощание женщине, что выходила, в то время как воспоминание о Себастиане, кружившем его в танце на этом самом месте, необъяснимым образом всплывало в его сознании.