– Что такое сынок, хочешь попросить звонок другу, чтобы тебе помогли угадать верный ответ? – съязвила миссис Бингли. – Я могу не помнить, что ела сегодня утром, и, знаешь, серьёзно, мне хотелось бы вспомнить, потому что с тех пор у меня страшно болит живот, и потом, все эти газы, которые... забудем! Но я прекрасно помню то, что случилось двадцать лет назад, а уж, тем более, два года. Доктор говорит мне, что это нормально, я таким уж нормальным это не нахожу, так я ему и сказала. Короче, когда Курти отправился навестить отца в Лайме, Себастиан остался здесь один и... Чёрт подери, он был в жутком состоянии в тот период. По вечерам возвращался поздно, был вечно пьян. Он говорил, это из-за отсутствия Курти. Отсутствие Курти – хрен на палоч... короче, ты понял, говорила я себе. Потом является этот типчик с зализанными волосами. Жел... гел... ох, короче говоря, фиксатор для волос, как там называют эту мерзость? Я это называю коровьей слюной. И этот типчик ни разу больше не показался. Вошёл в квартиру и вышел только через два дня. Ровно через два дня. И после этого снова вернулся мой прежний Себастиан, весёлый и улыбающийся. Я не сразу тебя узнала из-за того, что теперь творится на твоей голове. Теперь... эммм, хотела бы я сказать, что это выглядит лучше, да только, врать не приучена... в общем, ты понимаешь. Это ведь был ты, верно?
Блейн смотрел на неё с открытым ртом, будто поражённый молнией.
– Ах, не удивляйся так, парень, и закрой свой рот, прежде чем туда стая ворон влетит! Я живу тем, что сую нос в чужие дела. Чёрт возьми, своих-то не осталось, так хоть позвольте мне покопаться в чужих! Так что, это был ты или нет?
Да, точно, это был он. И Блейн отлично помнил те два дня, когда он остановился в этом самом доме, тогда ему совершенно незнакомом, чтобы попытаться вразумить друга. Ему казалось, что он был очень осторожен. Что никто его не заметил. Он вошёл и вышел в самые невероятные часы ночи, специально, чтобы избежать возможных свидетелей.
Вошёл убеждённый и готовый к борьбе, а вышел с огромной пробоиной в сердце и ещё одной утратой, что можно было добавить в и без того длинный список. И новым обещанием, которое было ещё более сложно держать.
– Обещай мне, Блейн, пообещай сейчас, или всё кончено, – вот как Себастиан загнал его тогда в ловушку.
– Да, это был я, – ответил он. Можно было бы попытаться отрицать, но он спросил себя, зачем?
– Почему ты здесь, Блейн Андерсон из Чикаго? Себастиан что-то натворил?
– Боюсь, что да, мэм.
– Это что-то, от чего Курти будет страдать?
– Боюсь, что да, мэм.
– Но ты сделаешь всё, чтобы этого не случилось, верно, парень?
– Боюсь, что да, мэм.
– Ты умеешь говорить только «боюсь, что да, мэм»? – съехидничала дама, упирая руки в бока.
– Нет, мэм, – усмехнувшись, ответил Блейн.
– Хорошо. Тогда скажи мне, почему ты этого боишься?
Вот. Это был хороший вопрос, просто отличный. Один из тех, ответы на которые Блейна определённо пугали.
– Я не считаю правильным то, что делаю, мэм.
– И что же ты делаешь, помимо исправления того бардака, с которым твой друг сам сейчас не в состоянии разобраться?
– Осложняю некоторые вещи, мэм. Для себя, уж точно.
– Ну, так не делай этого, парень.
– Думаю, что это легче сказать, чем сделать, мэм.
– Ты не глупый малый, во всяком случае, с виду. Ну, если не считать твоей причёски. Поэтому позволь сказать тебе кое-что сейчас, учитывая, что завтра я, возможно, ничего не вспомню из этого разговора. Это великая истина... то, что я скажу... а также то, что завтра я ничего из этого не вспомню, честно говоря. Это всё голова. Доктор говорит, что это нормально. Для меня не очень-то. Так я ему и сказала. Не важно… Иногда нужно немало времени, чтобы понять это, но, рано или поздно, жизнь всем преподносит этот урок. Кому больше повезёт, по крайней мере. Не мы выбираем, что делать ради любви. Любовь сама решает, что мы должны делать, сынок.
– Любовь тут ни при чём, мэм!
– О, я тебя прошу! Любовь всегда при чём, малыш! Даже когда думаешь, что это не так, на самом деле, любовь имеет к этому отношение. Ты говоришь странные вещи, но ты здесь из-за любви. Я ещё не поняла, к кому: к долговязому или к фарфоровому. Но я уверена, что привела тебя сюда любовь, это точно!
Блейн в ответ на эти слова лишь кивнул. А что ещё он мог сказать?
Он находился там ради любви, это правда.
Но уточнять сейчас, что это была не любовь к Себастиану, а то чувство, которое он всё ещё продолжал испытывать после всех прошедших лет, несмотря ни на что, к Курту, явно не стоило.
– А ведь я знала, – ласково улыбнулась ему миссис Бингли. – А теперь иди и ты спать, малыш, у тебя усталый вид. И, да! Блейн? Пусть тебе не приходят странные идеи только потому, что Курти сегодня навеселе. Если я узнаю, что ты этим воспользовался, проведёшь пренеприятные четверть часа с этой скалкой, да! А сейчас, бегом спать.
– Хоббит, где, чёрт возьми, Курт?
Ни тебе «доброе утро». Ни «здравствуй». Именно с такой фразой Сантана набросилась на него, когда на следующее утро к телефону подошёл он, а не Хаммел.
– И тебе доброе утро, Сантана. Курт в постели.