Курт покачал головой, подтверждая догадку. И он хотел спросить, каким образом их разговоры могли заставить Себастиана сообщить Блейну, как именно Курт завтракал, потому что ему было интересно. Это были вещи, которые – он только теперь понял – ему было нужно знать; как ему было нужно выяснить причину, по которой Себастиан скрывал от него этих парней. Но тут раздался звонок в дверь.
И он впал в полнейшую панику. Боже, он совершенно забыл о встрече с Бриттани и Сантаной.
– У тебя какие-нибудь проблемы с лесбиянками, чико*? – было первое, о чём брюнетка спросила Блейна, после того, как влетела словно ураган в дом, сопровождаемая беременной блондинкой, сходу начав забрасывать Курта возмущёнными фразами о завышенной аренде и слишком болтливых привратниках. А затем она остановилась вдруг, осознав присутствие Блейна.
Курт представил брюнетку как Сантана, а беременную блондинку как Бриттани, его соседок и лучших подруг со времен средней школы.
– А должен? – спросил её в ответ Блейн.
– Не знаю. Я и Бриттани лесбиянки. Она моя женщина, и ребёнок, которого она ждёт – мой. Для тебя это проблема? – не желала уняться латиноамериканка.
– Нет, и, пожалуй, это было бы лицемерно с моей стороны, учитывая, что я гей. Не находишь?
О, вот и ещё один кусочек этой интересной мозаики, под названием Блейн Андерсон, встал на место – подумал Курт.
Минуточку... интересной?
Что за...?
О том, чтобы вернуть его внимание к действительности позаботилась Бриттани, которая на словах Блейна воскликнула:
– О, ещё один единорог среди нас! Наконец-то! – прежде чем броситься к нему в объятия, насколько позволял её живот.
Блейн посмотрел на неё немного ошарашено, впрочем, это была нормальная реакция всех тех, кто встречал Бриттани впервые.
– Да, здорово. И что, интересно было бы знать, ты здесь делаешь? – спросила резко Лопез.
Курт знал, почему. Сантана никогда не была примером хорошего воспитания, однако, в этом случае явно перебарщивала. Но делала она это ради своего друга.
У них с Себастианом довольно долгое время были весьма конфликтные отношения.
Но сейчас они стали как брат и сестра. И, по сути, узнав, что Блейн был геем, она только метила территорию. Вместо Себастиана.
– Это друг Бастиана, Сантана, который пришёл сюда вчера вечером проведать его, и не знал, что с ним случилось, поэтому сегодня он пойдёт с нами в больницу, чтобы увидеть его, – ответил Курт, опуская те детали, которые, по его мнению, могли лишь ещё больше вывести из себя подругу. Как, например, тот факт, что Блейн спал здесь.
Препирательства с Сантаной были не тем, в чём Хаммел нуждался сейчас. Ему хватало и других забот.
Он отлучился, сказав, что идёт одеваться, оставляя таким образом Блейна в одиночку разбираться с нескромными вопросами Сантаны и чудачествами Бриттани. В сущности, это было справедливым наказанием за практически насильственное вторжение в его дом.
Всё, что ему было сейчас необходимо – снять эту дурацкую пижаму с медвежатами и одеться в самое лучшее для Себастиана, как он делал каждый раз, когда отправлялся его проведать.
Тогда ему станет лучше.
По крайней мере, на некоторое время.
Когда он вышел из своей комнаты, одетый в белые брюки, облегающие, словно вторая кожа, и серый жилет с рубашкой из чёрного шёлка, что так нравилась Себастиану, его взору предстала совершенно абсурдная сцена.
Бриттани, стоя на столе, пыталась продемонстрировать порядком ошарашенному Блейну какую-то танцевальную фигуру, в чём её несколько стеснял живот; в то время как Сантана, сидя с Брандо на коленях, наблюдала за ними, чередуя влюбленные взгляды на Бриттани с подозрительными на Блейна. Который, казалось, был весьма обеспокоен тем, что беременная женщина может упасть и пораниться.
Эта сцена его развеселила, и Курт рассмеялся от всего сердца, чего не случалось очень давно. Где-то несколько месяцев.
Тогда все повернулись к нему, и, чёрт возьми! Он и сам уже не помнил звука собственного смеха. Но хватило одного мгновения, обычной мимолетной мысли, что разум-предатель подсунул ему в тот момент, просто: «Бастиану это понравилось бы», – подумал он, прежде, чем успел остановиться, и всё вокруг вновь погрузилось во тьму.
Внезапно он осознал, что его разглядывают. Бриттани, со слезами на глазах, а Сантана, с беспокойством. В то время как Блейн... ну, он буквально пожирал его глазами.
Курт понял, что это был первый раз, когда Блейн видел его одетым должным образом, с уложенными волосами, и всё прочее.
И, казалось, это произвело на него определённый эффект.
Было странно признавать, что этот пронзительный взгляд не раздражает, как это было с другими до него.
Более того, ему казалось почти правильным то, как под этим взглядом внутри него распространялось тепло, а в голове формировались смутные неопределённые образы потных тел и переплетённых пальцев.
Это было ощущение, одновременно, прекрасное и отвратительное.
По крайней мере, пока Сантана не одёрнула их обоих, заставляя оторвать взгляды друг от друга проницательным замечанием:
– Подбери язык, хоббит! Этот пирожок уже занят. Не забывай!