Я осторожно отодвинул в сторону салатный лист. Опять ничего. Ладно, значит, надо убрать молочный пакет. Я вытащил его из ведра, но с ним вместе на пол упали банановая кожура и коробка из-под яиц. А где же письмо? Ага, кажется, вот оно! Я заглянул глубже в ведро и лапой выгреб два стаканчика из-под йогурта и несколько яичных скорлупок. Вот, кажется, теперь вижу! Так, это смятый пластиковый пакет, картофельные очистки, кофейный фильтр, к сожалению со всем содержимым… Вот оно! Наконец-то я держал в зубах листок бумаги.
Я бережно положил письмо на пол. Оно намокло еще сильнее, но, к счастью, наклеенные буквы читались еще довольно хорошо. Гип-гип-уррааа! Теперь остается спрятать его в надежном месте, и я уже придумал где. Взяв письмо в зубы, я вскочил на столешницу и побежал к стоящей на ней коробке, в которой Анна хранила тетрадь, куда записывала все расходы и где лежали старые счета и квитанции. Идеальное решение – Анна делала подсчеты раз в неделю, и это было как раз вчера. Я осторожно сунул листок в коробку между другими бумажками. Превосходно! Никто и не заметит, а позже, когда у Киры будет больше времени, я покажу ей, какую важную бумажку она так опрометчиво приняла за мусор.
Кстати о мусоре: надо поскорее убрать хаос возле мойки! Чтобы у бабушки не сложилось обо мне плохое мнение, я поспешил к мусорному ведру. Увы – мой путь лежал мимо тарелки с пельменями, а от них исходил такой соблазнительный аромат! Ой! Мяу! Я мгновенно почувствовал безумный голод. Может, я… просто…
Ладно, все правильно. Вот только мой желудок заурчал с откровенным отчаянием, а аромат восхитительных пельменей, которые лежали вот тут, рядом, только лапу протяни, лишил меня разума и воли. И я подумал – раз уж я съел один пельмень, никто и не заметит, если я возьму еще один. Сейчас я ооочень осторожно отогну краешек фольги и возьму самый-самый крошечный… Мяу!
Сказано – сделано. Немного повозившись с фольгой, я ловко вонзил коготки в мешочек из теста и достал его из тарелки. Ам! Секунда – и я проглотил добычу. БОЖЕСТВЕННО! В тарелке осталось еще так много пельменей. Пожалуй, можно позволить себе еще…
Когда распахнулась кухонная дверь, я доедал последние пельмени. С пронзительным воплем Анна бросилась ко мне:
– УИНСТОН!!! Противный кот, противный!
Я испугался и хотел поскорее удрать, но мой живот так раздулся, что я еле мог двигаться. Анна схватила меня за шкирку и оттащила от тарелки. Мяу! Что за бестактность! Разве так носят взрослого кота?!
Но Анне, казалось, было уже все равно. Шагнув к мойке, она стала тыкать меня носом в разбросанный на полу мусор.
– А это что такое?! ЧТО! ЭТО! ТАКОЕ?! – Ее голос дрожал от гнева. Плохи мои дела! Совсем плохи! Анна в ярости тряхнула меня так, что у меня чуть не оторвалась голова. Мяуууу!
Конечно, я понимал причину ее гнева. На первый взгляд все выглядело так, словно голодный кот рылся в мусорном ведре и искал что сожрать. Но, разумеется, все было не так. Клянусь своей когтеточкой! На самом деле кот героическими усилиями предотвратил уничтожение важной улики, остро необходимой для расследования! Вот только как я все это объясню Анне? В данный момент она так разозлилась, что я опасался за свою жизнь – вдруг она сейчас прокрутит меня в мясорубке? Да, я разделял ее негодование – ну мусор на полу возле мойки плюс пельмени… точнее – минус пельмени… Но – клянусь своим лотком! – разве это повод, чтобы так бушевать? Все-таки я тоже член семьи, а Анна еще ни разу не готовила мне такую вкусную еду. Поэтому я считал справедливым, что сейчас получил чуть больше остальных. В общем, я орал, махал лапами и извивался, пытаясь высвободиться из железной хватки разгневанной Анны.
Остальные, то есть Вернер, Кира и пожилая дама, вероятно бабушка, стояли в дверях за спиной у Анны. Коты не мастера различать цвета, но могу сказать, что на бабушке было довольно пестрое платье, в некоторых местах сверкавшее золотом. На голове у нее было что-то вроде башни из волос – очень занятная прическа! При этом волосы у бабушки были темные, а не светлые, как у Анны с Кирой. А глаза были обведены черным, совсем как у Паули, и это придавало ее взгляду необычайный драматизм. Короче, внешне она являла собой полную противоположность матери Вернера, фрау Хагедорн. Удивительно, какими разными могут быть пожилые дамы!
Никто из троих не произнес ни слова, все глядели на разыгравшуюся перед ними борьбу двух природных стихий – женщины и кошки. К сожалению, с некоторым перевесом в пользу женщины.
Первым опомнился Вернер:
– Уинстон, что ты здесь натворил?! Ведь ты всегда был разумным котом. – Он повернулся к пожилой даме: – Знаете, я просто удивлен. Таких фокусов он еще никогда не вытворял.