— Да, — вздохнула девушка. — Вы считаете меня сумасшедшей? Я кажусь вам странной?
— О нет, нет, — адвокат протянул ей руки. — Я вижу вас почти святой. И это подтверждают газетные статьи.
— Правда? — Ульяна всхлипнула, украдкой взглянув на настенные часы.
— О да! И в мыслях моих не было вас осуждать. Поверьте, я питаю к вам одно лишь безграничное восхищение.
«Ну вот», — вздохнула Ульяна и, облегченно прикрыв веки, откинулась затылком на спинку кресла. Восхищение адвоката не улетело воздушным шариком в окно, оно поймано и за ниточку привязано к запястью незадачливого простачка.
Но тут ее сердце всколыхнулось от сомнения, от яркого, пугающего сомнения, впервые ею испытанного.
«Так быстро? А что, если он тоже, как и я, играет роль? А что, если он не такой и простачок, как кажется? Не может же быть человек эдаким абсолютным идиотом, чтобы пропустить мимо ушей, как полицмейстер дважды меня «фрау Иноземцевой» назвал, и не спросить, отчего это; чтобы он, владея юридической грамотностью, ни разу не предположил, что в деле о похищении Ромэна не все так чисто: провести в обществе немки, которой являлась мадемуазель Боникхаузен, столько времени прожившей всю жизнь во Франции, и не задаться вопросом, отчего она так ладно стрекочет по-русски. Он знал о Зои Габриелли, хотя его лица я не видела среди гостей. А здесь, будучи в Бармене, он послушно переехал в другую гостиницу. Ему и в голову не пришло хоть раз пройтись по улице Фишерталь, ведь первое, что должен был сделать потерявшийся в незнакомой местности человек — Иноземцев, — это вернуться туда, откуда пришел. А я и не придавала большого значения этой хитрой двойной игре, что затеял адвокат, чтобы обойти всех и присвоить победу надо мной себе одному.
Или же его прислали Лессепсы следить за нами, но Ромэн мешал все это время. Ныне хорошо бы быть начеку с этим субчиком, глаз не спускать. Придется вернуться сюда. И если он притворяется, так задавить его амплуа невинной святой, что он, сам того не замечая, бросит свою затею поймать Элен Бюлов и будет ей пособлять».
— Нужно решить, как вернуть доктору его доброе имя. Пусть он ушел, но я все же буду отчаянно биться, чтобы с ним не произошло ничего дурного. Буду его ангелом-хранителем, незримым ангелом… — проговорила Ульяна после нескольких минут раздумий. — Но есть только один способ помочь его делу — придать огласке правду, которой он так страстно добивается.
— Как же мы это сделаем, если даже самому месье Иноземцеву, с его дневником, свидетельствующим дату изобретения вещества, и с его многолетними исследованиями, ничего не удалось доказать?
— С помощью вездесущей прессы. Я возобновлю отношения с герром Нойманном и тайно проведу журналиста в его лабораторию. Тот незаметно спрячется и будет слушать, а я постараюсь выложить все, как есть, в совершенно естественной беседе с фабенским химиком. При мне, тет-а-тет, он не станет кривить душой. Завтра же в газетах появится статья о том, как, связавшись с авантюристкой, герр Нойманн приобрел патент на мною украденное у месье Иноземцева лекарство.
— Вы знакомы с герром Нойманном?
— Да, увы.
— И вы сами продали ему патент?
— Почти… Ох, ладно, чего жалеть да выгораживать себя саму? Да, так и было, и нет мне прощения. Но все ошибаются. И я прекрасно понимаю, что поступила скверно. Потому мне не дает покоя, что доктор так страдает по вине моих вздорных поступков.
— О, не вините себя! Ныне вы жертвуете собой…
— Да, — воскликнула Ульяна, порывисто подавшись вперед и сжав оба кулака. — Я сделаю больше, чем могу. Я выведу на чистую воду и управляющего Беккера. Вы поможете мне, месье Герши? Одной мне не справиться… Тем более сейчас, когда все силы поглотил проклятый мышьяк.
Тут в дверь постучались, и юная дочка Петерманнов позвала адвоката и его гостью к завтраку. Ульяна едва подавила возглас облегчения, уже не зная, как отделаться от пытливого клерка.
Основательно подкрепившись, она заявила, что измождена, хочет спать, и прямиком отправилась на улицу Фишерталь.
Но Ульяна и не подумала ложиться в постель, а завернула в комнату Иноземцева. Ей действительно было нехорошо после мышьяка, но не до такой степени, как она позволила думать Герши, да и, выпив чая у фрау Петерманн, она несколько взбодрилась.
Ныне нужно было действовать безотлагательно. Перво-наперво Ульяна поспешила достать саквояж Иноземцева, пока доктор не явился вдруг, — в нем минимум одежды, все остальное — склянки, инструменты, книги и тетради. Порывшись, извлекла ту, на которой красовалась надпись: «Бактерии, плесень, бациллы». Помня в общих чертах, что это за бациллы и что за плесень, слыша от дорогого муженька разные многоярусные латинские термины да на глазок представляя, как проходит работа над ними, Ульяна решила остановить свой выбор на сем трактате доктора.