Секрет индийского медиума

Следила она как-то по газетным выпускам об одном ловком домушнике, который грабил богатые особняки в Атлантик-Сити, в Америке. Завсегда из дома убегал таким вот способом. Приходил то в форме установщика сигнализации, то каким еще мастером прикидывался. В первый день делал вид, что провода тянет или что еще починяет, а сам подпиливал перекрытия меж первым этажом и подвалом. На следующий день — грабил и, ежели его заставали хозяева, феерично проваливался под пол и уходил через черный ход. И прозвали его за это «Аидом», владыкой подземелий. Очень ловкий был, Ульяна всегда с восхищением читала о нем.

Потирая от удовольствия руки, девушка быстро сходила в свой номер, взяла напильник со спрятанным в чреве клинком, его она всегда с собой в саквояже носила, вернулась, дверь на ключ затворила и еще раз проверила, крепок ли сон доктора. Тут ее взгляд упал на прикроватный столик, на котором стояли графин с недопитой водой и флакон с бромкамфорой. Ульяна ахнула — как же так, не луноверин, так снотворное. Присела рядом, стала гладить волосы доктора.

— Бедный мой Ванечка, совсем измучился, намаялся. Ты спи, я сама все устрою.

И принялась за перекрытия. Те были деревянными: балки пядь на пядь, ну может, больше — с кувырком, досками обшитые, меж ними смешанные с глиной опилки, уже довольно ветхая конструкция, ведь отель еще во времена Бонапарта построен. Ульяна, аккуратно приподняв ковер, вскрыла с помощью ножа доски паркета и принялась за верхний ярус дощатой обшивки — кропотливо, не спеша, с сильным нажимом, чтобы сухие доски издавали как можно меньше звука.

Вжик-вжик, минуту-две не двигается, потом опять вжик-вжик, остановится. Ночь, тишина. Если действовать в полную силу, в радиусе нескольких номеров будет слышна ее работа.

Ульяна приготовилась терпеливо пилить несколько часов кряду с попеременным отдыхом. Хуже всего было бы соседям из номера этажом ниже, но, к великому счастью девушки, внизу располагался небольшой коридорный выступ с горшком фикуса на подоконнике.

А ежели Иноземцев проснется, ведь только рад будет увидеть ее, да и то, как она старается с бесконечной преданностью и трепетом чувств уберечь его от возможного преследования. Осталось лишь с Нойманном разобраться, а потом она смело может сюда под своим обычным видом вернуться.

Доктор спал как убитый. Порой Ульяна вскакивала, шла в спальню, склонялась — дышит ли? Дышал, сопел, но до того крепкий сон у него был, что даже ни разу с боку на бок не перевернулся. Присев на край постели, в очередной раз устроив передышку, стала эту бромкамфару разглядывать, откупорила флакон, высыпала на ладонь пилюльки. Как бы не перестарался он с их приемом. Вздохнула, две штучки в кармане спрятала, решив Нойманну показать, чтобы он ее успокоил, не опасные ли таблетки пьет Иван Несторович.

Пыхтела и кряхтела девушка едва ли не до самого рассвета. Наконец, вырезав квадратное отверстие, чтобы беспрепятственно просунуть руку и распилить нижний ярус, она сотворила два надпила и поперек волокон балки. Вернула паркетные доски на место, расправила ковер и с замиранием сердца попробовала носком наступить, потом стопой — чувствовалось, что пол под ногою чуть прогибается, значит, ежели топнуть посильнее или подпрыгнуть, можно основательно провалиться, главное — костей не переломать.

Прыгать с высоты Ульяна умела с детства. Тут особый секрет надобно знать: просто на секунду вообразить, что ты птица, расправить крылья и ух — вниз, а едва земли коснешься, тотчас калачиком свернулся и покатился, будто колобок. А там хвать горшок фикуса и в окно его, а следом и сама. Во двор скакнуть да через забор перепрыгнуть — дело двух минут.

Ранним утром, еще до завтрака, чтобы случаем не натолкнуться на доктора в этаком наряде — узнает ведь свою Ульянушку, а при людях объяснять, что да почему, несподручно, — собралась в обратный путь. У стойки в вестибюле она натолкнулась на недовольную даму, которая жаловалась портье, что не могла уснуть, так как всю ночь под полом скреблись мыши.

Ульяна побелела от страха, но тотчас нашлась.

— О почтенная фрау, — воскликнула она, неуклюже подбегая к ней и размахивая клеткой с крысой, — это моя вина, моя, приношу тысячи извинений. Вечера вечером Марта, встревоженная падением за стойку, была сама не своя. Да, ее мордочка подергивалась от нервных конвульсий, поглядите, она до сих пор дрожит. Марта сбежала, проклятая, забилась где-то в угол в коридоре. Насилу я ее сыскал лишь к рассвету — на лестнице сидела. Один из коридорных подтвердит мои слова, он сам мне помогал сыскать питомца! Простите меня ради всех святых. Быть может, я как-то смогу загладить свою вину? Не желаете погладить это пушистое чудо? Марта любит ласку! Какая у нее чудесная шерстка, это оттого, что я ежедневно кормлю ее беконом, да, она любит бекон. Такая у меня Марта, да. Хотите погладить?