Читаем Секрет нашего успеха. Как культура движет эволюцией человека, одомашнивает наш вид и делает нас умнее полностью

Экономист Эрик Кимброу пришел к похожим выводам о важности психологии норм в экономических решениях. Дело было в Амстердаме, и как-то поздно вечером, возвращаясь из бара, Эрик обратил внимание, что люди стоят у пешеходных переходов и ждут зеленого света даже на перекрестках с отличным обзором, когда в пределах видимости нет ни одной машины. Это наблюдение вдохновило Эрика на эксперимент, в ходе которого участники сначала играли в очень простую игру. Игрок получал какую-то начальную сумму денег, которая медленно расходовалась, пока его маленький аватар двигался по виртуальной улице на экране компьютера. Задачей аватара было перейти экран, после чего игрок получал остаток суммы. По эксплицитному правилу аватар автоматически останавливался на красный свет и ждал, а деньги со счета участника при этом продолжали расходоваться. Чтобы заставить аватар двигаться, игроку нужно было всего лишь нажать любую клавишу на клавиатуре. Хотя участники могли заставить аватар двигаться в любой момент, не обращая внимания на сигнал светофора, многие ждали, пока зажжется зеленый. После этой “игры в соблюдение правил” участники играли в экономические игры – в “Ультиматум”, “Диктатора” и “Общественное благо”. Результаты подтвердили подозрения Эрика: время, которое люди ждали у светофора, было связано с более равным разделением денег в игре в “Диктатора”, с более щедрыми вкладами в игре в “Общественное благо” и со стремлением наказать за предложение слишком маленькой суммы в игре в “Ультиматум”. Соблюдение несоциального правила, требующее жертв, – например, ожидание зеленого сигнала, – видимо, строится на том же психологическом механизме, что и соблюдение социальных норм в поведенческих играх (и наказание за несоблюдение)16.

Как заметили Адам Смит и Фридрих Хайек задолго до нас с Эриком, именно автоматическое стремление соблюдать нормы, а не эгоизм и холодный расчет с прогнозом последствий, побуждает нас поступать “правильно” и обеспечивает функционирование наших обществ. А значит, то, насколько успешно функционирует общество, зависит от имеющегося у него пакета социальных норм.

…и записано в мозге

Если сочетать экономические игры с инструментами из арсенала нейрофизиологии, можно увидеть влияние интернализированных норм на мозг. Когда люди сотрудничают, жертвуют на благотворительность или наказывают нарушителей норм предписанными в их местности способами, у них в мозге включаются “контуры вознаграждения”. Некоторые из них представляют собой те же самые контуры, которые задействуются, когда человек получает награду в виде денег или пищи, но они включаются и в таких социальных контекстах, когда от человека требуются определенные жертвы и он на самом деле теряет деньги17. То есть с нейрологической точки зрения людям “нравится” соблюдать нормы и наказывать нарушителей.

Весьма поучительно бывает при помощи инструментов для сканирования мозга посмотреть, что делает мозг человека, когда он решает нарушить социальную норму. Возьмем, к примеру, ложь. С нейробиологической точки зрения ложь требует от большинства из нас, кроме, пожалуй, юристов и продавцов автомобилей (шучу), преодолеть свои автоматические бездумные реакции и задействовать участки мозга, отвечающие за когнитивный контроль и абстрактное мышление. То есть, чтобы нарушить социальную норму, нужно ментальное усилие и “высшие” когнитивные процессы18. Большинству носителей западной культуры, например, приходится преодолевать интернализированную норму, когда нужно солгать незнакомцу в самых разных контекстах. Отметим, разумеется, что преднамеренно утаить правду – это не всегда нарушение норм, как и “ложь во спасение”. А во многих местах лгать незнакомцу или иностранцу ради выгоды для себя или своей семьи абсолютно приемлемо и иногда даже поощряется (то есть ничего не надо преодолевать и подавлять).

Почему же естественный отбор сделал нас склонными к интернализации норм? Вообще говоря, интернализированные мотивации позволяют нам лучше и экономнее маневрировать в социальном мире, где нарушение норм – едва ли не самая опасная и часто встречающаяся ловушка. Такие мотивации помогают избегать сиюминутных соблазнов, снижают нагрузку на внимание и мышление и помогают убедительно показать окружающим, каковы наши истинные социальные цели и обязательства. Логика здесь такая же, как и в главе 7, когда мы обсуждали, как культурное обучение преодолевает врожденное отвращение к острому перцу и другим пряностям, чтобы снизить риск пострадать от патогенов в мясе. Интерпретация боли как удовольствия помогает человеку лавировать в экологическом ландшафте, решая задачу по адаптации (патогены в мясе), причем на сознательном уровне мы об этом даже не подозреваем. Подобным же образом интернализация норм и превращение их в собственные пристрастия облегчает нам интуитивное маневрирование в социальном ландшафте.

Почему потенциальные нарушения норм так бросаются в глаза

Перейти на страницу:

Все книги серии Книжные проекты Дмитрия Зимина

Достаточно ли мы умны, чтобы судить об уме животных?
Достаточно ли мы умны, чтобы судить об уме животных?

В течение большей части прошедшего столетия наука была чрезмерно осторожна и скептична в отношении интеллекта животных. Исследователи поведения животных либо не задумывались об их интеллекте, либо отвергали само это понятие. Большинство обходило эту тему стороной. Но времена меняются. Не проходит и недели, как появляются новые сообщения о сложности познавательных процессов у животных, часто сопровождающиеся видеоматериалами в Интернете в качестве подтверждения.Какие способы коммуникации практикуют животные и есть ли у них подобие речи? Могут ли животные узнавать себя в зеркале? Свойственны ли животным дружба и душевная привязанность? Ведут ли они войны и мирные переговоры? В книге читатели узнают ответы на эти вопросы, а также, например, что крысы могут сожалеть о принятых ими решениях, воро́ны изготавливают инструменты, осьминоги узнают человеческие лица, а специальные нейроны позволяют обезьянам учиться на ошибках друг друга. Ученые открыто говорят о культуре животных, их способности к сопереживанию и дружбе. Запретных тем больше не существует, в том числе и в области разума, который раньше считался исключительной принадлежностью человека.Автор рассказывает об истории этологии, о жестоких спорах с бихевиористами, а главное — об огромной экспериментальной работе и наблюдениях за естественным поведением животных. Анализируя пути становления мыслительных процессов в ходе эволюционной истории различных видов, Франс де Вааль убедительно показывает, что человек в этом ряду — лишь одно из многих мыслящих существ.* * *Эта книга издана в рамках программы «Книжные проекты Дмитрия Зимина» и продолжает серию «Библиотека фонда «Династия». Дмитрий Борисович Зимин — основатель компании «Вымпелком» (Beeline), фонда некоммерческих программ «Династия» и фонда «Московское время».Программа «Книжные проекты Дмитрия Зимина» объединяет три проекта, хорошо знакомые читательской аудитории: издание научно-популярных переводных книг «Библиотека фонда «Династия», издательское направление фонда «Московское время» и премию в области русскоязычной научно-популярной литературы «Просветитель».

Франс де Вааль

Биология, биофизика, биохимия / Педагогика / Образование и наука
Скептик. Рациональный взгляд на мир
Скептик. Рациональный взгляд на мир

Идея писать о науке для широкой публики возникла у Шермера после прочтения статей эволюционного биолога и палеонтолога Стивена Гулда, который считал, что «захватывающая действительность природы не должна исключаться из сферы литературных усилий».В книге 75 увлекательных и остроумных статей, из которых читатель узнает о проницательности Дарвина, о том, чем голые факты отличаются от научных, о том, почему высадка американцев на Луну все-таки состоялась, отчего умные люди верят в глупости и даже образование их не спасает, и почему вода из-под крана ничуть не хуже той, что в бутылках.Наука, скептицизм, инопланетяне и НЛО, альтернативная медицина, человеческая природа и эволюция – это далеко не весь перечень тем, о которых написал главный американский скептик. Майкл Шермер призывает читателя сохранять рациональный взгляд на мир, учит анализировать факты и скептически относиться ко всему, что кажется очевидным.

Майкл Брант Шермер

Зарубежная образовательная литература, зарубежная прикладная, научно-популярная литература
Записки примата: Необычайная жизнь ученого среди павианов
Записки примата: Необычайная жизнь ученого среди павианов

Эта книга — воспоминания о более чем двадцати годах знакомства известного приматолога Роберта Сапольски с Восточной Африкой. Будучи совсем еще молодым ученым, автор впервые приехал в заповедник в Кении с намерением проверить на диких павианах свои догадки о природе стресса у людей, что не удивительно, учитывая, насколько похожи приматы на людей в своих биологических и психологических реакциях. Собственно, и себя самого Сапольски не отделяет от своих подопечных — подопытных животных, что очевидно уже из названия книги. И это придает повествованию особое обаяние и мощь. Вместе с автором, давшим своим любимцам библейские имена, мы узнаем об их жизни, страданиях, любви, соперничестве, борьбе за власть, болезнях и смерти. Не менее яркие персонажи книги — местные жители: фермеры, егеря, мелкие начальники и простые работяги. За два десятилетия в Африке Сапольски переживает и собственные опасные приключения, и трагедии друзей, и смены политических режимов — и пишет об этом так, что чувствуешь себя почти участником событий.

Роберт Сапольски

Биографии и Мемуары / Научная литература / Прочая научная литература / Образование и наука

Похожие книги

История математики. От счетных палочек до бессчетных вселенных
История математики. От счетных палочек до бессчетных вселенных

Эта книга, по словам самого автора, — «путешествие во времени от вавилонских "шестидесятников" до фракталов и размытой логики». Таких «от… и до…» в «Истории математики» много. От загадочных счетных палочек первобытных людей до первого «калькулятора» — абака. От древневавилонской системы счисления до первых практических карт. От древнегреческих астрономов до живописцев Средневековья. От иллюстрированных средневековых трактатов до «математического» сюрреализма двадцатого века…Но книга рассказывает не только об истории науки. Читатель узнает немало интересного о взлетах и падениях древних цивилизаций, о современной астрономии, об искусстве шифрования и уловках взломщиков кодов, о военной стратегии, навигации и, конечно же, о современном искусстве, непременно включающем в себя компьютерную графику и непостижимые фрактальные узоры.

Ричард Манкевич

Математика / Научпоп / Образование и наука / Документальное / Зарубежная образовательная литература, зарубежная прикладная, научно-популярная литература
Происхождение эволюции. Идея естественного отбора до и после Дарвина
Происхождение эволюции. Идея естественного отбора до и после Дарвина

Теория эволюции путем естественного отбора вовсе не возникла из ничего и сразу в окончательном виде в голове у Чарльза Дарвина. Идея эволюции в разных своих версиях высказывалась начиная с Античности, и даже процесс естественного отбора, ключевой вклад Дарвина в объяснение происхождения видов, был смутно угадан несколькими предшественниками и современниками великого британца. Один же из этих современников, Альфред Рассел Уоллес, увидел его ничуть не менее ясно, чем сам Дарвин. С тех пор работа над пониманием механизмов эволюции тоже не останавливалась ни на минуту — об этом позаботились многие поколения генетиков и молекулярных биологов.Но яблоки не перестали падать с деревьев, когда Эйнштейн усовершенствовал теорию Ньютона, а живые существа не перестанут эволюционировать, когда кто-то усовершенствует теорию Дарвина (что — внимание, спойлер! — уже произошло). Таким образом, эта книга на самом деле посвящена не происхождению эволюции, но истории наших представлений об эволюции, однако подобное название книги не было бы настолько броским.Ничто из этого ни в коей мере не умаляет заслуги самого Дарвина в объяснении того, как эволюция воздействует на отдельные особи и целые виды. Впервые ознакомившись с этой теорией, сам «бульдог Дарвина» Томас Генри Гексли воскликнул: «Насколько же глупо было не додуматься до этого!» Но задним умом крепок каждый, а стать первым, кто четко сформулирует лежащую, казалось бы, на поверхности мысль, — очень непростая задача. Другое достижение Дарвина состоит в том, что он, в отличие от того же Уоллеса, сумел представить теорию эволюции в виде, доступном для понимания простым смертным. Он, несомненно, заслуживает своей славы первооткрывателя эволюции путем естественного отбора, но мы надеемся, что, прочитав эту книгу, вы согласитесь, что его вклад лишь звено длинной цепи, уходящей одним концом в седую древность и продолжающей коваться и в наше время.Само научное понимание эволюции продолжает эволюционировать по мере того, как мы вступаем в третье десятилетие XXI в. Дарвин и Уоллес были правы относительно роли естественного отбора, но гибкость, связанная с эпигенетическим регулированием экспрессии генов, дает сложным организмам своего рода пространство для маневра на случай катастрофы.

Джон Гриббин , Мэри Гриббин

Зарубежная образовательная литература, зарубежная прикладная, научно-популярная литература / Научно-популярная литература / Образование и наука
Как изменить мир к лучшему
Как изменить мир к лучшему

Альберт Эйнштейн – самый известный ученый XX века, физик-теоретик, создатель теории относительности, лауреат Нобелевской премии по физике – был еще и крупнейшим общественным деятелем, писателем, автором около 150 книг и статей в области истории, философии, политики и т.д.В книгу, представленную вашему вниманию, вошли наиболее значительные публицистические произведения А. Эйнштейна. С присущей ему гениальностью автор подвергает глубокому анализу политико-социальную систему Запада, отмечая как ее достоинства, так и недостатки. Эйнштейн дает свое видение будущего мировой цивилизации и предлагает способы ее изменения к лучшему.

Альберт Эйнштейн

Публицистика / Зарубежная образовательная литература, зарубежная прикладная, научно-популярная литература / Политика / Образование и наука / Документальное