Читаем Секрет нашего успеха. Как культура движет эволюцией человека, одомашнивает наш вид и делает нас умнее полностью

Примерно такой же коэволюционный процесс, вероятно, снабдил нас некоторыми основными ментальными инструментами, позволяющими оценивать репутацию человека, а также некоторыми настройками и мотивациями по умолчанию, позволяющими судить о явлениях вроде вреда, статуса и справедливости. Эти психологические адаптации возникли в ходе генетической эволюции в ответ на широкое распространение – посредством межгрупповой конкуренции – социальных норм, которые (1) подавляли возможность навредить сообществу или его членам, (2) предписывали справедливо обращаться с сородичами и (3) устанавливали прочные статусные отношения. Моя коллега из Университета Британской Колумбии Кайли Хэмлин, специалист по психологии развития, продемонстрировала, что к концу первого года жизни дети проводят довольно тонкие социальные различия, соответствующие этим прогнозам. Кайли показывала детям простые кукольные сценки с моралью, и ее работа выявила, что дети предпочитают кукол, которые помогают другим, но в целом не любят кукол, которые мешают или еще как-то вредят окружающим. Но главное – у детей очень быстро появляется ключевой неочевидный критерий: уже к восьми месяцам дети предпочитают кукол, которые вредят тем, кто ранее вел себя асоциально (куклам, которые были замечены в нанесении вреда окружающим), а не тех, которые помогают асоциальным типам. По мнению маленьких детей, вредить другим можно, если известно, что эти другие вредили кому-то или принадлежат к другим группам. Подобным же образом дети от года до трех активно наказывают тех, кто помогал асоциальным типам (отнимают у них угощение), и предпочитают кукол, которые вредят асоциальным типам. Эти эксперименты показывают, что уже на ранних стадиях развития дети обладают некоторыми ключевыми репутационными и мотивационными критериями, которые поддерживают социальные нормы в малых сообществах, и, по-видимому, готовы применять эту репутационную логику к простым ситуациям, когда кому-то помогают или вредят21.

Коротко говоря, чтобы выжить в мире, где правят социальные законы, поддерживаемые третьими сторонами и репутациями, мы стали прирожденными специалистами по усвоению норм с просоциальным уклоном, по следованию нормам путем интернализации важнейших мотиваций, по выявлению нарушителей норм и по управлению репутацией. Это довольно сильно отличает нас от остальных биологических видов.

Как нормы создают этнические стереотипы

Если группа шимпанзе натыкается на одиночку из соседней группы, тут же следует вспышка враждебности, и на чужака обрушивается лавина уханья и лая. Если группа достаточно велика, на незадачливого путника, скорее всего, нападут и могут убить. В человеческих сообществах, даже самых маленьких, ведут себя совсем не так, как в популяциях шимпанзе, поскольку местные группы, будь то охотничьи отряды, деревни или отдельные домохозяйства, входят в более крупные племена или по крайней мере в размытые племенные сети. Члены одного племени (или одной этнической группы) говорят на одном и том же диалекте или языке и нередко обладают многими другими очевидными приметами принадлежности к своему сообществу – это и одежда, и приветствия, и жесты, и ритуалы, и прически. Менее очевидно, что у соплеменников обычно общий набор социальных норм, верований и мировоззренческих черт, на которых строится их жизнь и которые позволяют им предсказывать поступки друг друга, координировать свои действия и сотрудничать22.

Дело не в том, что люди так уж приветливы и в целом по-дружески относятся к чужакам. Во многих человеческих сообществах в прошлом и настоящем одиноким путникам нередко приходится спасаться бегством, встретив большую группу чужаков, как, например, случалось у инуитов, о чем я уже упоминал. Среди малых сообществ такое часто происходит на границах языков или когда местные сообщества воюют друг с другом. Однако не редкость, когда в пределах племенной сети, в которую часто входит так много людей, что все они никак не могут быть лично знакомы друг с другом, люди могут охотиться, собирать пищу, выращивать посевы, путешествовать и искать брачных партнеров в относительной безопасности. К чужаку, особенно если он знает нужные приветствия и носит на себе соответствующие символы, можно обратиться и определить, в каких общих сетях отношений вы состоите23.

Перейти на страницу:

Все книги серии Книжные проекты Дмитрия Зимина

Достаточно ли мы умны, чтобы судить об уме животных?
Достаточно ли мы умны, чтобы судить об уме животных?

В течение большей части прошедшего столетия наука была чрезмерно осторожна и скептична в отношении интеллекта животных. Исследователи поведения животных либо не задумывались об их интеллекте, либо отвергали само это понятие. Большинство обходило эту тему стороной. Но времена меняются. Не проходит и недели, как появляются новые сообщения о сложности познавательных процессов у животных, часто сопровождающиеся видеоматериалами в Интернете в качестве подтверждения.Какие способы коммуникации практикуют животные и есть ли у них подобие речи? Могут ли животные узнавать себя в зеркале? Свойственны ли животным дружба и душевная привязанность? Ведут ли они войны и мирные переговоры? В книге читатели узнают ответы на эти вопросы, а также, например, что крысы могут сожалеть о принятых ими решениях, воро́ны изготавливают инструменты, осьминоги узнают человеческие лица, а специальные нейроны позволяют обезьянам учиться на ошибках друг друга. Ученые открыто говорят о культуре животных, их способности к сопереживанию и дружбе. Запретных тем больше не существует, в том числе и в области разума, который раньше считался исключительной принадлежностью человека.Автор рассказывает об истории этологии, о жестоких спорах с бихевиористами, а главное — об огромной экспериментальной работе и наблюдениях за естественным поведением животных. Анализируя пути становления мыслительных процессов в ходе эволюционной истории различных видов, Франс де Вааль убедительно показывает, что человек в этом ряду — лишь одно из многих мыслящих существ.* * *Эта книга издана в рамках программы «Книжные проекты Дмитрия Зимина» и продолжает серию «Библиотека фонда «Династия». Дмитрий Борисович Зимин — основатель компании «Вымпелком» (Beeline), фонда некоммерческих программ «Династия» и фонда «Московское время».Программа «Книжные проекты Дмитрия Зимина» объединяет три проекта, хорошо знакомые читательской аудитории: издание научно-популярных переводных книг «Библиотека фонда «Династия», издательское направление фонда «Московское время» и премию в области русскоязычной научно-популярной литературы «Просветитель».

Франс де Вааль

Биология, биофизика, биохимия / Педагогика / Образование и наука
Скептик. Рациональный взгляд на мир
Скептик. Рациональный взгляд на мир

Идея писать о науке для широкой публики возникла у Шермера после прочтения статей эволюционного биолога и палеонтолога Стивена Гулда, который считал, что «захватывающая действительность природы не должна исключаться из сферы литературных усилий».В книге 75 увлекательных и остроумных статей, из которых читатель узнает о проницательности Дарвина, о том, чем голые факты отличаются от научных, о том, почему высадка американцев на Луну все-таки состоялась, отчего умные люди верят в глупости и даже образование их не спасает, и почему вода из-под крана ничуть не хуже той, что в бутылках.Наука, скептицизм, инопланетяне и НЛО, альтернативная медицина, человеческая природа и эволюция – это далеко не весь перечень тем, о которых написал главный американский скептик. Майкл Шермер призывает читателя сохранять рациональный взгляд на мир, учит анализировать факты и скептически относиться ко всему, что кажется очевидным.

Майкл Брант Шермер

Зарубежная образовательная литература, зарубежная прикладная, научно-популярная литература
Записки примата: Необычайная жизнь ученого среди павианов
Записки примата: Необычайная жизнь ученого среди павианов

Эта книга — воспоминания о более чем двадцати годах знакомства известного приматолога Роберта Сапольски с Восточной Африкой. Будучи совсем еще молодым ученым, автор впервые приехал в заповедник в Кении с намерением проверить на диких павианах свои догадки о природе стресса у людей, что не удивительно, учитывая, насколько похожи приматы на людей в своих биологических и психологических реакциях. Собственно, и себя самого Сапольски не отделяет от своих подопечных — подопытных животных, что очевидно уже из названия книги. И это придает повествованию особое обаяние и мощь. Вместе с автором, давшим своим любимцам библейские имена, мы узнаем об их жизни, страданиях, любви, соперничестве, борьбе за власть, болезнях и смерти. Не менее яркие персонажи книги — местные жители: фермеры, егеря, мелкие начальники и простые работяги. За два десятилетия в Африке Сапольски переживает и собственные опасные приключения, и трагедии друзей, и смены политических режимов — и пишет об этом так, что чувствуешь себя почти участником событий.

Роберт Сапольски

Биографии и Мемуары / Научная литература / Прочая научная литература / Образование и наука

Похожие книги

История математики. От счетных палочек до бессчетных вселенных
История математики. От счетных палочек до бессчетных вселенных

Эта книга, по словам самого автора, — «путешествие во времени от вавилонских "шестидесятников" до фракталов и размытой логики». Таких «от… и до…» в «Истории математики» много. От загадочных счетных палочек первобытных людей до первого «калькулятора» — абака. От древневавилонской системы счисления до первых практических карт. От древнегреческих астрономов до живописцев Средневековья. От иллюстрированных средневековых трактатов до «математического» сюрреализма двадцатого века…Но книга рассказывает не только об истории науки. Читатель узнает немало интересного о взлетах и падениях древних цивилизаций, о современной астрономии, об искусстве шифрования и уловках взломщиков кодов, о военной стратегии, навигации и, конечно же, о современном искусстве, непременно включающем в себя компьютерную графику и непостижимые фрактальные узоры.

Ричард Манкевич

Математика / Научпоп / Образование и наука / Документальное / Зарубежная образовательная литература, зарубежная прикладная, научно-популярная литература
Происхождение эволюции. Идея естественного отбора до и после Дарвина
Происхождение эволюции. Идея естественного отбора до и после Дарвина

Теория эволюции путем естественного отбора вовсе не возникла из ничего и сразу в окончательном виде в голове у Чарльза Дарвина. Идея эволюции в разных своих версиях высказывалась начиная с Античности, и даже процесс естественного отбора, ключевой вклад Дарвина в объяснение происхождения видов, был смутно угадан несколькими предшественниками и современниками великого британца. Один же из этих современников, Альфред Рассел Уоллес, увидел его ничуть не менее ясно, чем сам Дарвин. С тех пор работа над пониманием механизмов эволюции тоже не останавливалась ни на минуту — об этом позаботились многие поколения генетиков и молекулярных биологов.Но яблоки не перестали падать с деревьев, когда Эйнштейн усовершенствовал теорию Ньютона, а живые существа не перестанут эволюционировать, когда кто-то усовершенствует теорию Дарвина (что — внимание, спойлер! — уже произошло). Таким образом, эта книга на самом деле посвящена не происхождению эволюции, но истории наших представлений об эволюции, однако подобное название книги не было бы настолько броским.Ничто из этого ни в коей мере не умаляет заслуги самого Дарвина в объяснении того, как эволюция воздействует на отдельные особи и целые виды. Впервые ознакомившись с этой теорией, сам «бульдог Дарвина» Томас Генри Гексли воскликнул: «Насколько же глупо было не додуматься до этого!» Но задним умом крепок каждый, а стать первым, кто четко сформулирует лежащую, казалось бы, на поверхности мысль, — очень непростая задача. Другое достижение Дарвина состоит в том, что он, в отличие от того же Уоллеса, сумел представить теорию эволюции в виде, доступном для понимания простым смертным. Он, несомненно, заслуживает своей славы первооткрывателя эволюции путем естественного отбора, но мы надеемся, что, прочитав эту книгу, вы согласитесь, что его вклад лишь звено длинной цепи, уходящей одним концом в седую древность и продолжающей коваться и в наше время.Само научное понимание эволюции продолжает эволюционировать по мере того, как мы вступаем в третье десятилетие XXI в. Дарвин и Уоллес были правы относительно роли естественного отбора, но гибкость, связанная с эпигенетическим регулированием экспрессии генов, дает сложным организмам своего рода пространство для маневра на случай катастрофы.

Джон Гриббин , Мэри Гриббин

Зарубежная образовательная литература, зарубежная прикладная, научно-популярная литература / Научно-популярная литература / Образование и наука
Как изменить мир к лучшему
Как изменить мир к лучшему

Альберт Эйнштейн – самый известный ученый XX века, физик-теоретик, создатель теории относительности, лауреат Нобелевской премии по физике – был еще и крупнейшим общественным деятелем, писателем, автором около 150 книг и статей в области истории, философии, политики и т.д.В книгу, представленную вашему вниманию, вошли наиболее значительные публицистические произведения А. Эйнштейна. С присущей ему гениальностью автор подвергает глубокому анализу политико-социальную систему Запада, отмечая как ее достоинства, так и недостатки. Эйнштейн дает свое видение будущего мировой цивилизации и предлагает способы ее изменения к лучшему.

Альберт Эйнштейн

Публицистика / Зарубежная образовательная литература, зарубежная прикладная, научно-популярная литература / Политика / Образование и наука / Документальное