Читаем Секрет нашего успеха. Как культура движет эволюцией человека, одомашнивает наш вид и делает нас умнее полностью

Результаты показывают, что военный опыт особенно сильно сказывается на социальных навыках в окне развития, которое открывается примерно в 6–12 лет, в среднем около 7 лет, и остается открытым до юношеского возраста, примерно до 20 лет. Если военный опыт пришелся на эти годы, он обостряет мотивацию человека придерживаться своих эгалитарных норм, но только для своей группы. То есть те, у кого военный опыт был особенно тяжелым, делали более эгалитарный выбор, скажем, поровну делились в игре в “Дорогостоящий дележ”, однако лишь при взаимодействии с членами своей группы. Но главное – этот эффект сохраняется как минимум в течение десяти лет после конфликта. Напротив, на обращение с далекими незнакомыми людьми военный опыт никак не влияет – конечно, при условии, что эти далекие незнакомцы не принадлежали к группе агрессоров.

Вне этого окна развития (7–20 лет) результаты получились другими. Те, кому было уже за двадцать, тоже были склонны относиться к членам своей группы более эгалитарно, но лишь ненамного. Так что окно не закрывается, а просто существенно сужается. А у детей младше семи лет эти эксперименты вообще не выявили эффектов войны.

Эти войны в Азии, Европе и Африке – не единичные случаи, не экзотические конфликты. Исследования последствий войны проводились и в Бурунди, и в Уганде, и в Израиле, и при этом применялись и поведенческие игры, и данные опросов, например, по голосованию и вовлеченности в общинную жизнь – и картина везде получалась одинаковая38. В совокупности описанные находки наводят на мысль, что опыт Второй мировой войны, пришедшейся на это окно развития, вероятно, сформировал Величайшее поколение Америки, поскольку воспитал у этих людей преданность своей стране и активную общественную позицию, которые сохранились у них на всю жизнь39.

В целом под угрозой катастрофы, когда нет никакой уверенности в будущем, люди склонны сильнее держаться за социальные нормы своего сообщества, в том числе за ритуалы и веру в сверхъестественное, поскольку именно эти социальные нормы издавна позволяли человеческим сообществам держаться вместе, сотрудничать и выживать.

На протяжении столетий и тысячелетий культурная эволюция, зачастую поддерживаемая межгрупповой конкуренцией, создавала социальную среду, насыщенную социальными нормами, которые влияли на самые разные сферы жизни от браков, обрядов и родства до обмена, обороны и ценностей, связанных с престижем. Десятки и сотни тысяч лет таким образом создавались разнообразные социальные среды, служившие важными факторами естественного отбора, которые двигали генетическую эволюцию человека и формировали нашу социальность. Усилившаяся в результате этого процесса социальность взаимодействует с нашей культурной природой и нашими способностями учиться у окружающих, создавая все более сложные технологии и наращивая корпус адаптивного ноу-хау. А это порождает наш коллективный мозг.

Глава 12

Наш коллективный мозг

Полярные инуиты живут, окруженные морем льда, в изолированном регионе Северо-Западной Гренландии выше семьдесят пятой параллели, в крайней точке, куда дошло массовое расселение инуитов в Арктике (см. главу 10). Это самая северная популяция за всю историю человечества. В двадцатые годы XIX века в этой популяции охотников разразилась эпидемия, избирательно уничтожившая многих стариков, располагавших самыми глубокими познаниями. Из-за внезапного исчезновения ноу-хау, которым владели эти люди, вся группа коллективно утратила способность изготавливать некоторые важнейшие и сложнейшие орудия, в том числе остроги (илл. 3.1), луки и стрелы, строить длинные входные коридоры в иглу, чтобы сохранять тепло, а главное – делать каяки. Лишившись каяков, полярные инуиты оказались, в сущности, в изоляции, поскольку больше не могли поддерживать контакты с другими инуитскими популяциями, у которых могли бы заново перенять утраченное ноу-хау. Как отмечали исследователи Арктики Илайша Кейн и Айзек Хейз, встретившиеся с полярными инуитами во время поисков сэра Джона Франклина (см. главу 3), эти технологические утраты сильнейшим образом сказались на жизни инуитов: они больше не могли ни охотиться на карибу (без луков), ни добывать арктического гольца, который в изобилии водится в местных реках и ручьях (без острог).

Популяция сокращалась вплоть до 1862 года, а затем на них наткнулась другая группа инуитов с Баффиновой земли во время путешествия вдоль гренландского побережья. Последовавшее восстановление культурных связей позволило полярным инуитам быстро восполнить утраченные знания, скопировав все, в том числе стиль каяков с Баффиновой земли. Спустя несколько десятков лет, когда их популяция опять начала расти, в результате постоянных контактов с другими инуитами в остальных регионах Гренландии стиль каяков полярных инуитов снова изменился: теперь их лодки были не большими и широкими, какие они переняли у обитателей Баффиновой земли, а маленькими и узкими, какие делали в Западной Гренландии.

Перейти на страницу:

Все книги серии Книжные проекты Дмитрия Зимина

Достаточно ли мы умны, чтобы судить об уме животных?
Достаточно ли мы умны, чтобы судить об уме животных?

В течение большей части прошедшего столетия наука была чрезмерно осторожна и скептична в отношении интеллекта животных. Исследователи поведения животных либо не задумывались об их интеллекте, либо отвергали само это понятие. Большинство обходило эту тему стороной. Но времена меняются. Не проходит и недели, как появляются новые сообщения о сложности познавательных процессов у животных, часто сопровождающиеся видеоматериалами в Интернете в качестве подтверждения.Какие способы коммуникации практикуют животные и есть ли у них подобие речи? Могут ли животные узнавать себя в зеркале? Свойственны ли животным дружба и душевная привязанность? Ведут ли они войны и мирные переговоры? В книге читатели узнают ответы на эти вопросы, а также, например, что крысы могут сожалеть о принятых ими решениях, воро́ны изготавливают инструменты, осьминоги узнают человеческие лица, а специальные нейроны позволяют обезьянам учиться на ошибках друг друга. Ученые открыто говорят о культуре животных, их способности к сопереживанию и дружбе. Запретных тем больше не существует, в том числе и в области разума, который раньше считался исключительной принадлежностью человека.Автор рассказывает об истории этологии, о жестоких спорах с бихевиористами, а главное — об огромной экспериментальной работе и наблюдениях за естественным поведением животных. Анализируя пути становления мыслительных процессов в ходе эволюционной истории различных видов, Франс де Вааль убедительно показывает, что человек в этом ряду — лишь одно из многих мыслящих существ.* * *Эта книга издана в рамках программы «Книжные проекты Дмитрия Зимина» и продолжает серию «Библиотека фонда «Династия». Дмитрий Борисович Зимин — основатель компании «Вымпелком» (Beeline), фонда некоммерческих программ «Династия» и фонда «Московское время».Программа «Книжные проекты Дмитрия Зимина» объединяет три проекта, хорошо знакомые читательской аудитории: издание научно-популярных переводных книг «Библиотека фонда «Династия», издательское направление фонда «Московское время» и премию в области русскоязычной научно-популярной литературы «Просветитель».

Франс де Вааль

Биология, биофизика, биохимия / Педагогика / Образование и наука
Скептик. Рациональный взгляд на мир
Скептик. Рациональный взгляд на мир

Идея писать о науке для широкой публики возникла у Шермера после прочтения статей эволюционного биолога и палеонтолога Стивена Гулда, который считал, что «захватывающая действительность природы не должна исключаться из сферы литературных усилий».В книге 75 увлекательных и остроумных статей, из которых читатель узнает о проницательности Дарвина, о том, чем голые факты отличаются от научных, о том, почему высадка американцев на Луну все-таки состоялась, отчего умные люди верят в глупости и даже образование их не спасает, и почему вода из-под крана ничуть не хуже той, что в бутылках.Наука, скептицизм, инопланетяне и НЛО, альтернативная медицина, человеческая природа и эволюция – это далеко не весь перечень тем, о которых написал главный американский скептик. Майкл Шермер призывает читателя сохранять рациональный взгляд на мир, учит анализировать факты и скептически относиться ко всему, что кажется очевидным.

Майкл Брант Шермер

Зарубежная образовательная литература, зарубежная прикладная, научно-популярная литература
Записки примата: Необычайная жизнь ученого среди павианов
Записки примата: Необычайная жизнь ученого среди павианов

Эта книга — воспоминания о более чем двадцати годах знакомства известного приматолога Роберта Сапольски с Восточной Африкой. Будучи совсем еще молодым ученым, автор впервые приехал в заповедник в Кении с намерением проверить на диких павианах свои догадки о природе стресса у людей, что не удивительно, учитывая, насколько похожи приматы на людей в своих биологических и психологических реакциях. Собственно, и себя самого Сапольски не отделяет от своих подопечных — подопытных животных, что очевидно уже из названия книги. И это придает повествованию особое обаяние и мощь. Вместе с автором, давшим своим любимцам библейские имена, мы узнаем об их жизни, страданиях, любви, соперничестве, борьбе за власть, болезнях и смерти. Не менее яркие персонажи книги — местные жители: фермеры, егеря, мелкие начальники и простые работяги. За два десятилетия в Африке Сапольски переживает и собственные опасные приключения, и трагедии друзей, и смены политических режимов — и пишет об этом так, что чувствуешь себя почти участником событий.

Роберт Сапольски

Биографии и Мемуары / Научная литература / Прочая научная литература / Образование и наука

Похожие книги

История математики. От счетных палочек до бессчетных вселенных
История математики. От счетных палочек до бессчетных вселенных

Эта книга, по словам самого автора, — «путешествие во времени от вавилонских "шестидесятников" до фракталов и размытой логики». Таких «от… и до…» в «Истории математики» много. От загадочных счетных палочек первобытных людей до первого «калькулятора» — абака. От древневавилонской системы счисления до первых практических карт. От древнегреческих астрономов до живописцев Средневековья. От иллюстрированных средневековых трактатов до «математического» сюрреализма двадцатого века…Но книга рассказывает не только об истории науки. Читатель узнает немало интересного о взлетах и падениях древних цивилизаций, о современной астрономии, об искусстве шифрования и уловках взломщиков кодов, о военной стратегии, навигации и, конечно же, о современном искусстве, непременно включающем в себя компьютерную графику и непостижимые фрактальные узоры.

Ричард Манкевич

Математика / Научпоп / Образование и наука / Документальное / Зарубежная образовательная литература, зарубежная прикладная, научно-популярная литература
Происхождение эволюции. Идея естественного отбора до и после Дарвина
Происхождение эволюции. Идея естественного отбора до и после Дарвина

Теория эволюции путем естественного отбора вовсе не возникла из ничего и сразу в окончательном виде в голове у Чарльза Дарвина. Идея эволюции в разных своих версиях высказывалась начиная с Античности, и даже процесс естественного отбора, ключевой вклад Дарвина в объяснение происхождения видов, был смутно угадан несколькими предшественниками и современниками великого британца. Один же из этих современников, Альфред Рассел Уоллес, увидел его ничуть не менее ясно, чем сам Дарвин. С тех пор работа над пониманием механизмов эволюции тоже не останавливалась ни на минуту — об этом позаботились многие поколения генетиков и молекулярных биологов.Но яблоки не перестали падать с деревьев, когда Эйнштейн усовершенствовал теорию Ньютона, а живые существа не перестанут эволюционировать, когда кто-то усовершенствует теорию Дарвина (что — внимание, спойлер! — уже произошло). Таким образом, эта книга на самом деле посвящена не происхождению эволюции, но истории наших представлений об эволюции, однако подобное название книги не было бы настолько броским.Ничто из этого ни в коей мере не умаляет заслуги самого Дарвина в объяснении того, как эволюция воздействует на отдельные особи и целые виды. Впервые ознакомившись с этой теорией, сам «бульдог Дарвина» Томас Генри Гексли воскликнул: «Насколько же глупо было не додуматься до этого!» Но задним умом крепок каждый, а стать первым, кто четко сформулирует лежащую, казалось бы, на поверхности мысль, — очень непростая задача. Другое достижение Дарвина состоит в том, что он, в отличие от того же Уоллеса, сумел представить теорию эволюции в виде, доступном для понимания простым смертным. Он, несомненно, заслуживает своей славы первооткрывателя эволюции путем естественного отбора, но мы надеемся, что, прочитав эту книгу, вы согласитесь, что его вклад лишь звено длинной цепи, уходящей одним концом в седую древность и продолжающей коваться и в наше время.Само научное понимание эволюции продолжает эволюционировать по мере того, как мы вступаем в третье десятилетие XXI в. Дарвин и Уоллес были правы относительно роли естественного отбора, но гибкость, связанная с эпигенетическим регулированием экспрессии генов, дает сложным организмам своего рода пространство для маневра на случай катастрофы.

Джон Гриббин , Мэри Гриббин

Зарубежная образовательная литература, зарубежная прикладная, научно-популярная литература / Научно-популярная литература / Образование и наука
Как изменить мир к лучшему
Как изменить мир к лучшему

Альберт Эйнштейн – самый известный ученый XX века, физик-теоретик, создатель теории относительности, лауреат Нобелевской премии по физике – был еще и крупнейшим общественным деятелем, писателем, автором около 150 книг и статей в области истории, философии, политики и т.д.В книгу, представленную вашему вниманию, вошли наиболее значительные публицистические произведения А. Эйнштейна. С присущей ему гениальностью автор подвергает глубокому анализу политико-социальную систему Запада, отмечая как ее достоинства, так и недостатки. Эйнштейн дает свое видение будущего мировой цивилизации и предлагает способы ее изменения к лучшему.

Альберт Эйнштейн

Публицистика / Зарубежная образовательная литература, зарубежная прикладная, научно-популярная литература / Политика / Образование и наука / Документальное