Результаты показывают, что военный опыт особенно сильно сказывается на социальных навыках в окне развития, которое открывается примерно в 6–12 лет, в среднем около 7 лет, и остается открытым до юношеского возраста, примерно до 20 лет. Если военный опыт пришелся на эти годы, он обостряет мотивацию человека придерживаться своих эгалитарных норм, но только для своей группы. То есть те, у кого военный опыт был особенно тяжелым, делали более эгалитарный выбор, скажем, поровну делились в игре в “Дорогостоящий дележ”, однако лишь при взаимодействии с членами своей группы. Но главное – этот эффект сохраняется как минимум в течение десяти лет после конфликта. Напротив, на обращение с далекими незнакомыми людьми военный опыт никак не влияет – конечно, при условии, что эти далекие незнакомцы не принадлежали к группе агрессоров.
Вне этого окна развития (7–20 лет) результаты получились другими. Те, кому было уже за двадцать, тоже были склонны относиться к членам своей группы более эгалитарно, но лишь ненамного. Так что окно не закрывается, а просто существенно сужается. А у детей младше семи лет эти эксперименты вообще не выявили эффектов войны.
Эти войны в Азии, Европе и Африке – не единичные случаи, не экзотические конфликты. Исследования последствий войны проводились и в Бурунди, и в Уганде, и в Израиле, и при этом применялись и поведенческие игры, и данные опросов, например, по голосованию и вовлеченности в общинную жизнь – и картина везде получалась одинаковая38
. В совокупности описанные находки наводят на мысль, что опыт Второй мировой войны, пришедшейся на это окно развития, вероятно, сформировал Величайшее поколение Америки, поскольку воспитал у этих людей преданность своей стране и активную общественную позицию, которые сохранились у них на всю жизнь39.В целом под угрозой катастрофы, когда нет никакой уверенности в будущем, люди склонны сильнее держаться за социальные нормы своего сообщества, в том числе за ритуалы и веру в сверхъестественное, поскольку именно эти социальные нормы издавна позволяли человеческим сообществам держаться вместе, сотрудничать и выживать.
На протяжении столетий и тысячелетий культурная эволюция, зачастую поддерживаемая межгрупповой конкуренцией, создавала социальную среду, насыщенную социальными нормами, которые влияли на самые разные сферы жизни от браков, обрядов и родства до обмена, обороны и ценностей, связанных с престижем. Десятки и сотни тысяч лет таким образом создавались разнообразные социальные среды, служившие важными факторами естественного отбора, которые двигали генетическую эволюцию человека и формировали нашу социальность. Усилившаяся в результате этого процесса социальность взаимодействует с нашей культурной природой и нашими способностями учиться у окружающих, создавая все более сложные технологии и наращивая корпус адаптивного ноу-хау. А это порождает наш коллективный мозг.
Глава 12
Наш коллективный мозг
Полярные инуиты живут, окруженные морем льда, в изолированном регионе Северо-Западной Гренландии выше семьдесят пятой параллели, в крайней точке, куда дошло массовое расселение инуитов в Арктике (см. главу 10). Это самая северная популяция за всю историю человечества. В двадцатые годы XIX века в этой популяции охотников разразилась эпидемия, избирательно уничтожившая многих стариков, располагавших самыми глубокими познаниями. Из-за внезапного исчезновения ноу-хау, которым владели эти люди, вся группа коллективно утратила способность изготавливать некоторые важнейшие и сложнейшие орудия, в том числе остроги (илл. 3.1), луки и стрелы, строить длинные входные коридоры в иглу, чтобы сохранять тепло, а главное – делать каяки. Лишившись каяков, полярные инуиты оказались, в сущности, в изоляции, поскольку больше не могли поддерживать контакты с другими инуитскими популяциями, у которых могли бы заново перенять утраченное ноу-хау. Как отмечали исследователи Арктики Илайша Кейн и Айзек Хейз, встретившиеся с полярными инуитами во время поисков сэра Джона Франклина (см. главу 3), эти технологические утраты сильнейшим образом сказались на жизни инуитов: они больше не могли ни охотиться на карибу (без луков), ни добывать арктического гольца, который в изобилии водится в местных реках и ручьях (без острог).
Популяция сокращалась вплоть до 1862 года, а затем на них наткнулась другая группа инуитов с Баффиновой земли во время путешествия вдоль гренландского побережья. Последовавшее восстановление культурных связей позволило полярным инуитам быстро восполнить утраченные знания, скопировав все, в том числе стиль каяков с Баффиновой земли. Спустя несколько десятков лет, когда их популяция опять начала расти, в результате постоянных контактов с другими инуитами в остальных регионах Гренландии стиль каяков полярных инуитов снова изменился: теперь их лодки были не большими и широкими, какие они переняли у обитателей Баффиновой земли, а маленькими и узкими, какие делали в Западной Гренландии.