Читаем Секрет нашего успеха. Как культура движет эволюцией человека, одомашнивает наш вид и делает нас умнее полностью

Все это впервые пришло мне в голову, когда я читал об аборигенах острова Тасмания. Тасмания лежит примерно в 200 километрах к югу от побережья австралийского штата Виктория; по размерам она составляет примерно четыре пятых Ирландии и сравнима со Шри-Ланкой. Когда первые исследователи-европейцы вступили в контакт с тасманийцами в конце XVIII века, они нашли там популяцию охотников-собирателей, располагавшую самым простым набором орудий труда из всех когда-либо встреченных (европейцами) обществ. Чтобы охотиться и сражаться, мужчины пользовались только цельным копьем, камнями и метательными дубинками. В качестве плавательных средств у них были только тростниковые плоты, пропускавшие воду, без весел. Если нужно было попасть на другой берег реки, женщины переплывали ее, буксируя плот с мужьями и детьми. Поскольку климат на острове морской, прохладный, тасманийцы набрасывали на плечи шкуры валлаби, а кожу натирали жиром. Любопытно, что рыбу тасманийцы не ловили и не ели, хотя на острове ее было вдоволь. Они пили из черепов и, вероятно, утратили даже умение разводить огонь. В целом арсенал орудий тасманийцев состоял всего из 24 предметов10.

Чтобы оценить, насколько прост был этот арсенал, вспомним аборигенов, говоривших на языках пама-ньюнгской группы и живших в том же XVIII веке на другом берегу Бассова пролива, на территории нынешнего штата Виктория. Эти аборигены располагали всеми теми же орудиями, что и тасманийцы, плюс сотнями дополнительных специализированных инструментов, в число которых входил сложный набор костяных орудий, острог, копьеметалок, бумерангов, тесел с рукоятками (для работ по дереву), множество сложных орудий из нескольких деталей, самые разные сети для ловли птиц, рыбы и валлаби, каноэ из сшитых кусков коры с веслами, веревочные сумки, топоры со шлифованным режущим краем и деревянные чаши для питья. И одежда у этих аборигенов была совсем иная – они не натирались жиром и не укрывались шкурами валлаби, а кутались в удобно подогнанные плащи из шкур поссумов (кускусов), сшитые при помощи костяных игл и шильев. Для рыбной ловли популяции аборигенов применяли крючки из раковин, сети, ловушки и рыболовные копья. Почему-то у тасманийцев арсенал орудий оказался несравнимо проще, чем у их дальних родственников и современников на противоположном берегу Бассова пролива11.

Тасманийский набор прост даже по сравнению со многими древними палеолитическими сообществами. Археологические данные из разных уголков планеты показывают, что десятки и даже сотни тысяч лет назад возникали более сложные наборы орудий, чем были у тасманийцев во время контакта с европейцами. Тасманийские каменные орудия гораздо грубее тех, которые появились в Европе еще около 40 тысяч лет назад, и соответствуют каменным орудиям, которые изготовляли неандертальцы и даже еще более древние представители нашего рода. Костяных орудий у тасманийцев не было, хотя в других местах костяные наконечники для копий тонкой работы появились по меньшей мере 89 тысяч лет назад. Подобным же образом каменные наконечники для копий возникли полмиллиона лет назад, задолго до появления нашего вида. И даже если забыть об этой особенно древней находке, в целом принято считать, что орудия с рукояткой появились еще до зарождения нашего вида, 200 тысяч лет назад. Одеждой тасманийцам служила всего-навсего цельная шкура валлаби, а плавательным средством – плот, пропускавший воду, однако само присутствие людей в Арктике 30 тысяч лет назад и в Австралии как минимум 45 тысяч лет назад доказывает, что у них были и теплая кроеная одежда, и надежные суда, позволявшие ходить в открытом океане. Этим данным соответствует и то, что жители Индонезии 42 тысячи лет назад промышляли тунца, акулу и губана в открытом океане12.

Все становится еще загадочнее, если учесть, что Тасмания отсоединилась от остальной Австралии только 12 тысяч лет назад. Уровень моря поднялся, и образовался Бассов пролив, который и превратил Тасманию из полуострова в остров. Археологические находки показывают, что до изоляции тасманийские орудия по сложности ничем не отличались от австралийских. Однако в изоляции тасманийцы начали терять сложные орудия. Количество костяных изделий постепенно снижалось, а примерно 3500 лет назад они окончательно исчезли. Насколько можно судить по рыбьим костям, по крайней мере для некоторых древних групп тасманийцев рыба была существенной частью рациона. В одном месте раскопок, где поселение просуществовало непрерывно с 8000 до 5000 лет назад, показано, что рыбу здесь потребляли очень часто и по важности она уступала только тюленям. Однако постепенно рыбы становилось меньше, а потом она совсем исчезла из археологической летописи. Когда в 1777 году люди капитана Кука хотели угостить тасманийцев свежевыловленной рыбой, которой кишели прибрежные воды, островитяне продемонстрировали отвращение, однако хлеб, предложенный Куком, приняли и съели с радостью13.

Перейти на страницу:

Все книги серии Книжные проекты Дмитрия Зимина

Достаточно ли мы умны, чтобы судить об уме животных?
Достаточно ли мы умны, чтобы судить об уме животных?

В течение большей части прошедшего столетия наука была чрезмерно осторожна и скептична в отношении интеллекта животных. Исследователи поведения животных либо не задумывались об их интеллекте, либо отвергали само это понятие. Большинство обходило эту тему стороной. Но времена меняются. Не проходит и недели, как появляются новые сообщения о сложности познавательных процессов у животных, часто сопровождающиеся видеоматериалами в Интернете в качестве подтверждения.Какие способы коммуникации практикуют животные и есть ли у них подобие речи? Могут ли животные узнавать себя в зеркале? Свойственны ли животным дружба и душевная привязанность? Ведут ли они войны и мирные переговоры? В книге читатели узнают ответы на эти вопросы, а также, например, что крысы могут сожалеть о принятых ими решениях, воро́ны изготавливают инструменты, осьминоги узнают человеческие лица, а специальные нейроны позволяют обезьянам учиться на ошибках друг друга. Ученые открыто говорят о культуре животных, их способности к сопереживанию и дружбе. Запретных тем больше не существует, в том числе и в области разума, который раньше считался исключительной принадлежностью человека.Автор рассказывает об истории этологии, о жестоких спорах с бихевиористами, а главное — об огромной экспериментальной работе и наблюдениях за естественным поведением животных. Анализируя пути становления мыслительных процессов в ходе эволюционной истории различных видов, Франс де Вааль убедительно показывает, что человек в этом ряду — лишь одно из многих мыслящих существ.* * *Эта книга издана в рамках программы «Книжные проекты Дмитрия Зимина» и продолжает серию «Библиотека фонда «Династия». Дмитрий Борисович Зимин — основатель компании «Вымпелком» (Beeline), фонда некоммерческих программ «Династия» и фонда «Московское время».Программа «Книжные проекты Дмитрия Зимина» объединяет три проекта, хорошо знакомые читательской аудитории: издание научно-популярных переводных книг «Библиотека фонда «Династия», издательское направление фонда «Московское время» и премию в области русскоязычной научно-популярной литературы «Просветитель».

Франс де Вааль

Биология, биофизика, биохимия / Педагогика / Образование и наука
Скептик. Рациональный взгляд на мир
Скептик. Рациональный взгляд на мир

Идея писать о науке для широкой публики возникла у Шермера после прочтения статей эволюционного биолога и палеонтолога Стивена Гулда, который считал, что «захватывающая действительность природы не должна исключаться из сферы литературных усилий».В книге 75 увлекательных и остроумных статей, из которых читатель узнает о проницательности Дарвина, о том, чем голые факты отличаются от научных, о том, почему высадка американцев на Луну все-таки состоялась, отчего умные люди верят в глупости и даже образование их не спасает, и почему вода из-под крана ничуть не хуже той, что в бутылках.Наука, скептицизм, инопланетяне и НЛО, альтернативная медицина, человеческая природа и эволюция – это далеко не весь перечень тем, о которых написал главный американский скептик. Майкл Шермер призывает читателя сохранять рациональный взгляд на мир, учит анализировать факты и скептически относиться ко всему, что кажется очевидным.

Майкл Брант Шермер

Зарубежная образовательная литература, зарубежная прикладная, научно-популярная литература
Записки примата: Необычайная жизнь ученого среди павианов
Записки примата: Необычайная жизнь ученого среди павианов

Эта книга — воспоминания о более чем двадцати годах знакомства известного приматолога Роберта Сапольски с Восточной Африкой. Будучи совсем еще молодым ученым, автор впервые приехал в заповедник в Кении с намерением проверить на диких павианах свои догадки о природе стресса у людей, что не удивительно, учитывая, насколько похожи приматы на людей в своих биологических и психологических реакциях. Собственно, и себя самого Сапольски не отделяет от своих подопечных — подопытных животных, что очевидно уже из названия книги. И это придает повествованию особое обаяние и мощь. Вместе с автором, давшим своим любимцам библейские имена, мы узнаем об их жизни, страданиях, любви, соперничестве, борьбе за власть, болезнях и смерти. Не менее яркие персонажи книги — местные жители: фермеры, егеря, мелкие начальники и простые работяги. За два десятилетия в Африке Сапольски переживает и собственные опасные приключения, и трагедии друзей, и смены политических режимов — и пишет об этом так, что чувствуешь себя почти участником событий.

Роберт Сапольски

Биографии и Мемуары / Научная литература / Прочая научная литература / Образование и наука

Похожие книги

История математики. От счетных палочек до бессчетных вселенных
История математики. От счетных палочек до бессчетных вселенных

Эта книга, по словам самого автора, — «путешествие во времени от вавилонских "шестидесятников" до фракталов и размытой логики». Таких «от… и до…» в «Истории математики» много. От загадочных счетных палочек первобытных людей до первого «калькулятора» — абака. От древневавилонской системы счисления до первых практических карт. От древнегреческих астрономов до живописцев Средневековья. От иллюстрированных средневековых трактатов до «математического» сюрреализма двадцатого века…Но книга рассказывает не только об истории науки. Читатель узнает немало интересного о взлетах и падениях древних цивилизаций, о современной астрономии, об искусстве шифрования и уловках взломщиков кодов, о военной стратегии, навигации и, конечно же, о современном искусстве, непременно включающем в себя компьютерную графику и непостижимые фрактальные узоры.

Ричард Манкевич

Математика / Научпоп / Образование и наука / Документальное / Зарубежная образовательная литература, зарубежная прикладная, научно-популярная литература
Происхождение эволюции. Идея естественного отбора до и после Дарвина
Происхождение эволюции. Идея естественного отбора до и после Дарвина

Теория эволюции путем естественного отбора вовсе не возникла из ничего и сразу в окончательном виде в голове у Чарльза Дарвина. Идея эволюции в разных своих версиях высказывалась начиная с Античности, и даже процесс естественного отбора, ключевой вклад Дарвина в объяснение происхождения видов, был смутно угадан несколькими предшественниками и современниками великого британца. Один же из этих современников, Альфред Рассел Уоллес, увидел его ничуть не менее ясно, чем сам Дарвин. С тех пор работа над пониманием механизмов эволюции тоже не останавливалась ни на минуту — об этом позаботились многие поколения генетиков и молекулярных биологов.Но яблоки не перестали падать с деревьев, когда Эйнштейн усовершенствовал теорию Ньютона, а живые существа не перестанут эволюционировать, когда кто-то усовершенствует теорию Дарвина (что — внимание, спойлер! — уже произошло). Таким образом, эта книга на самом деле посвящена не происхождению эволюции, но истории наших представлений об эволюции, однако подобное название книги не было бы настолько броским.Ничто из этого ни в коей мере не умаляет заслуги самого Дарвина в объяснении того, как эволюция воздействует на отдельные особи и целые виды. Впервые ознакомившись с этой теорией, сам «бульдог Дарвина» Томас Генри Гексли воскликнул: «Насколько же глупо было не додуматься до этого!» Но задним умом крепок каждый, а стать первым, кто четко сформулирует лежащую, казалось бы, на поверхности мысль, — очень непростая задача. Другое достижение Дарвина состоит в том, что он, в отличие от того же Уоллеса, сумел представить теорию эволюции в виде, доступном для понимания простым смертным. Он, несомненно, заслуживает своей славы первооткрывателя эволюции путем естественного отбора, но мы надеемся, что, прочитав эту книгу, вы согласитесь, что его вклад лишь звено длинной цепи, уходящей одним концом в седую древность и продолжающей коваться и в наше время.Само научное понимание эволюции продолжает эволюционировать по мере того, как мы вступаем в третье десятилетие XXI в. Дарвин и Уоллес были правы относительно роли естественного отбора, но гибкость, связанная с эпигенетическим регулированием экспрессии генов, дает сложным организмам своего рода пространство для маневра на случай катастрофы.

Джон Гриббин , Мэри Гриббин

Зарубежная образовательная литература, зарубежная прикладная, научно-популярная литература / Научно-популярная литература / Образование и наука
Как изменить мир к лучшему
Как изменить мир к лучшему

Альберт Эйнштейн – самый известный ученый XX века, физик-теоретик, создатель теории относительности, лауреат Нобелевской премии по физике – был еще и крупнейшим общественным деятелем, писателем, автором около 150 книг и статей в области истории, философии, политики и т.д.В книгу, представленную вашему вниманию, вошли наиболее значительные публицистические произведения А. Эйнштейна. С присущей ему гениальностью автор подвергает глубокому анализу политико-социальную систему Запада, отмечая как ее достоинства, так и недостатки. Эйнштейн дает свое видение будущего мировой цивилизации и предлагает способы ее изменения к лучшему.

Альберт Эйнштейн

Публицистика / Зарубежная образовательная литература, зарубежная прикладная, научно-популярная литература / Политика / Образование и наука / Документальное