Сухой остаток всего этого состоит в том, что, судя по имеющимся данным, австралопитеки, вероятно, начали накапливать культурную информацию интенсивнее всех прочих человекообразных обезьян (кроме нас), но ни орудия, ни элементы ноу-хау у них не были настолько сложными, чтобы их нельзя было изобрести в одиночку в течение жизни. Однако в совокупности накопленные знания, вероятно, иногда, в некоторых местах оказывались больше, чем под силу собрать в одиночку. Но такие популяции, скорее всего, еще не перешагнули за грань подлинной кумулятивной культурной эволюции, медленно прогрессировали и часто откатывали назад. Такое накопление культурного ноу-хау стало двигателем эволюции ранних
Итак, кумулятивная культурная эволюция идет в нашей эволюционной линии очень давно, по меньшей мере сотни тысяч лет, а может быть, и миллионы. А теперь попробуем выяснить, почему именно наша линия пересекла этот Рубикон.
Глава 16
Почему мы?
Почему именно наши предки оказались единственными, кто преодолел порог кумулятивной культурной эволюции и ступил на долгий путь генетической эволюции под влиянием культуры? Почему этот процесс начался только в последние несколько миллионов лет? Почему не десять, не двести миллионов лет назад? И почему другие виды не двинулись по подобным культурно-генетическим коэволюционным траекториям?
Прежде всего следует понять, что важность социального обучения, вероятно, повлияла на мозг и тело не только нашего вида. Биологи и приматологи, в том числе Кевин Лаланд, Энди Уайтен, Карел ван Шайк и их коллеги, выдвинули убедительные доводы в пользу того, что эволюционное увеличение мозга у многих видов происходило под влиянием склонности к культурному обучению, благодаря которому из поколения в поколение передавались полезные поведенческие признаки, например применение орудий и выбор пищи. То или иное сочетание индивидуального опыта, поведенческой гибкости и социального обучения помогает животным с более крупным мозгом выживать и размножаться в новой обстановке и решать незнакомые задачи. У видов с крупным мозгом чаще случаются поведенческие инновации, и они чаще прибегают к социальному обучению. Поскольку развить и запрограммировать крупный мозг – дело дорогостоящее, такой подход также объясняет, почему у видов с крупным мозгом обычно долгое детство (ювенильный период) и большая продолжительность жизни1
. Более крупный мозг требует долгого детства, чтобы у потомства было больше времени учиться. Кроме того, он требует, чтобы матери жили дольше: так они, во-первых, смогут заботиться о потомстве в течение долгого периода детства, а во-вторых, у них все равно останется время на то, чтобы произвести новое потомство.