Читаем Секрет нашего успеха. Как культура движет эволюцией человека, одомашнивает наш вид и делает нас умнее полностью

Обойти проблему старта можно двумя эволюционными путями. Первый, как я уже говорил, сводится к увеличению размеров и сложности культурного репертуара биологического вида, при котором размер мозга не меняется: тогда в мире появится больше хороших адаптивных знаний, которые можно перенимать у других. Если это произойдет, то обладание генами, улучшающими социальное обучение, окупится, поскольку вокруг будет много всего, чему стоит научиться. А второй путь – как-то снизить затраты на большой мозг. Эти затраты отчасти берет на себя мать, поскольку вынуждена дольше заботиться о потомстве, пока оно готовит свой большой мозг к взрослой жизни. Мне думается, оба пути сыграли важную роль и подкрепляли друг друга. На илл. 16.1a намечены основные причинно-следственные связи на пути ноу-хау – то есть на первом из описанных путей. На илл. 16.1b в дополнение к нему обрисован второй путь – социальная забота. Эти схемы, подчеркиваю, показывают лишь основные причинно-следственные связи, так что некоторые связи, о которых мы будем говорить, здесь не изображены. Начну с того, почему было так важно, чтобы все началось с крупного примата, обитающего на земле, затем покажу, при чем тут хищники и межгрупповая конкуренция, и, наконец, введу в уравнение переменчивость окружающей среды. Эти три экзогенных фактора, на схемах выделенные жирным, запустили эволюционный процесс, который затем пошел по двум описанным переплетенным путям. Рассмотрим эти пути.

Крупные наземные приматы накапливают больше культурных знаний

В ходе эволюции кисти рук приматов адаптировались для того, чтобы хватать пищу, держаться за ветки и передвигаться в кронах деревьев. Но когда приматы спускаются с деревьев на землю, перед ними открываются новые перспективы для использования рук. У некоторых приматов привычка проводить много времени на земле способствовала расширению ассортимента орудий и их усложнению, а также распространению соответствующих навыков через социальное обучение. Почему наземный образ жизни этому благоприятствует, очевидно. На земле обе руки могут быть свободными, к тому же облегчается доступ к более широкому кругу ресурсов – в частности, это насекомые (термиты, муравьи), орехи, камни, палки, тростник, трава, всевозможные листья и вода. Трудно придумать составные орудия или процедуры, требующие применения нескольких орудий в несколько этапов, если у тебя не свободны обе руки и вокруг нет разнообразных ресурсов. Это особенно наглядно видно на примере шимпанзе, которые ведут полуназемный образ жизни. Орудия и процедуры, которые они применяют на земле, как правило, сложнее, чем на деревьях. А немногочисленные сложные орудия, которыми шимпанзе пользуются на деревьях, – это орудия, которые возникли и сначала применялись на земле, а потом им нашли немного другое применение. Вдобавок на земле у каждого обучающегося больше возможностей наблюдать нескольких сородичей сразу, поэтому он с большей вероятностью изобретет что-то сам. Кроме того, он может воспользоваться орудиями, которые кто-то оставил: приматы любят их подбирать и возиться с ними. А с деревьев орудия обычно падают на землю, поэтому не служат стимулом к обучению у других древесных обитателей4.

Преимущества наземного образа жизни видны при сравнении степени применения инструментов у современных приматов в ситуациях, когда им выгодно или необходимо проводить больше времени на земле. Это заметно и в ходе естественных экспериментов в природе, и при наблюдении за приматами в неволе. Нечеловекообразные обезьяны, как правило, не пользуются орудиями, но могут начать их применять, переселившись в места, где мало деревьев и приходится больше времени проводить на земле. Что касается человекообразных обезьян, то орангутаны в неволе проводят на земле больше времени, чем в естественной среде обитания, чаще пользуются орудиями и изготавливают более сложные орудия. Вероятно, это объясняет, почему в диких условиях орудия у орангутанов, которые в основном живут на деревьях, проще, чем у шимпанзе, которые гораздо больше времени проводят на земле5.

Таким образом, эффекты наземного образа жизни усиливают преимущества перед другими приматами, которые уже есть у человекообразных обезьян, например способность самостоятельно решать задачи, придумывая, как изготовить орудия. Таким образом, при прочих равных условиях приматы с большим мозгом придумывают больше всего такого, что могло бы пригодиться особи, способной к культурному обучению, а наземные приматы с большим мозгом придумывают еще больше. Не забывайте, нас интересуют условия, при которых в поведении окружающих окажется достаточно ценной информации, чтобы естественный отбор начал благоприятствовать крупному мозгу, способному к культурному обучению.

Перейти на страницу:

Все книги серии Книжные проекты Дмитрия Зимина

Достаточно ли мы умны, чтобы судить об уме животных?
Достаточно ли мы умны, чтобы судить об уме животных?

В течение большей части прошедшего столетия наука была чрезмерно осторожна и скептична в отношении интеллекта животных. Исследователи поведения животных либо не задумывались об их интеллекте, либо отвергали само это понятие. Большинство обходило эту тему стороной. Но времена меняются. Не проходит и недели, как появляются новые сообщения о сложности познавательных процессов у животных, часто сопровождающиеся видеоматериалами в Интернете в качестве подтверждения.Какие способы коммуникации практикуют животные и есть ли у них подобие речи? Могут ли животные узнавать себя в зеркале? Свойственны ли животным дружба и душевная привязанность? Ведут ли они войны и мирные переговоры? В книге читатели узнают ответы на эти вопросы, а также, например, что крысы могут сожалеть о принятых ими решениях, воро́ны изготавливают инструменты, осьминоги узнают человеческие лица, а специальные нейроны позволяют обезьянам учиться на ошибках друг друга. Ученые открыто говорят о культуре животных, их способности к сопереживанию и дружбе. Запретных тем больше не существует, в том числе и в области разума, который раньше считался исключительной принадлежностью человека.Автор рассказывает об истории этологии, о жестоких спорах с бихевиористами, а главное — об огромной экспериментальной работе и наблюдениях за естественным поведением животных. Анализируя пути становления мыслительных процессов в ходе эволюционной истории различных видов, Франс де Вааль убедительно показывает, что человек в этом ряду — лишь одно из многих мыслящих существ.* * *Эта книга издана в рамках программы «Книжные проекты Дмитрия Зимина» и продолжает серию «Библиотека фонда «Династия». Дмитрий Борисович Зимин — основатель компании «Вымпелком» (Beeline), фонда некоммерческих программ «Династия» и фонда «Московское время».Программа «Книжные проекты Дмитрия Зимина» объединяет три проекта, хорошо знакомые читательской аудитории: издание научно-популярных переводных книг «Библиотека фонда «Династия», издательское направление фонда «Московское время» и премию в области русскоязычной научно-популярной литературы «Просветитель».

Франс де Вааль

Биология, биофизика, биохимия / Педагогика / Образование и наука
Скептик. Рациональный взгляд на мир
Скептик. Рациональный взгляд на мир

Идея писать о науке для широкой публики возникла у Шермера после прочтения статей эволюционного биолога и палеонтолога Стивена Гулда, который считал, что «захватывающая действительность природы не должна исключаться из сферы литературных усилий».В книге 75 увлекательных и остроумных статей, из которых читатель узнает о проницательности Дарвина, о том, чем голые факты отличаются от научных, о том, почему высадка американцев на Луну все-таки состоялась, отчего умные люди верят в глупости и даже образование их не спасает, и почему вода из-под крана ничуть не хуже той, что в бутылках.Наука, скептицизм, инопланетяне и НЛО, альтернативная медицина, человеческая природа и эволюция – это далеко не весь перечень тем, о которых написал главный американский скептик. Майкл Шермер призывает читателя сохранять рациональный взгляд на мир, учит анализировать факты и скептически относиться ко всему, что кажется очевидным.

Майкл Брант Шермер

Зарубежная образовательная литература, зарубежная прикладная, научно-популярная литература
Записки примата: Необычайная жизнь ученого среди павианов
Записки примата: Необычайная жизнь ученого среди павианов

Эта книга — воспоминания о более чем двадцати годах знакомства известного приматолога Роберта Сапольски с Восточной Африкой. Будучи совсем еще молодым ученым, автор впервые приехал в заповедник в Кении с намерением проверить на диких павианах свои догадки о природе стресса у людей, что не удивительно, учитывая, насколько похожи приматы на людей в своих биологических и психологических реакциях. Собственно, и себя самого Сапольски не отделяет от своих подопечных — подопытных животных, что очевидно уже из названия книги. И это придает повествованию особое обаяние и мощь. Вместе с автором, давшим своим любимцам библейские имена, мы узнаем об их жизни, страданиях, любви, соперничестве, борьбе за власть, болезнях и смерти. Не менее яркие персонажи книги — местные жители: фермеры, егеря, мелкие начальники и простые работяги. За два десятилетия в Африке Сапольски переживает и собственные опасные приключения, и трагедии друзей, и смены политических режимов — и пишет об этом так, что чувствуешь себя почти участником событий.

Роберт Сапольски

Биографии и Мемуары / Научная литература / Прочая научная литература / Образование и наука

Похожие книги

История математики. От счетных палочек до бессчетных вселенных
История математики. От счетных палочек до бессчетных вселенных

Эта книга, по словам самого автора, — «путешествие во времени от вавилонских "шестидесятников" до фракталов и размытой логики». Таких «от… и до…» в «Истории математики» много. От загадочных счетных палочек первобытных людей до первого «калькулятора» — абака. От древневавилонской системы счисления до первых практических карт. От древнегреческих астрономов до живописцев Средневековья. От иллюстрированных средневековых трактатов до «математического» сюрреализма двадцатого века…Но книга рассказывает не только об истории науки. Читатель узнает немало интересного о взлетах и падениях древних цивилизаций, о современной астрономии, об искусстве шифрования и уловках взломщиков кодов, о военной стратегии, навигации и, конечно же, о современном искусстве, непременно включающем в себя компьютерную графику и непостижимые фрактальные узоры.

Ричард Манкевич

Математика / Научпоп / Образование и наука / Документальное / Зарубежная образовательная литература, зарубежная прикладная, научно-популярная литература
Происхождение эволюции. Идея естественного отбора до и после Дарвина
Происхождение эволюции. Идея естественного отбора до и после Дарвина

Теория эволюции путем естественного отбора вовсе не возникла из ничего и сразу в окончательном виде в голове у Чарльза Дарвина. Идея эволюции в разных своих версиях высказывалась начиная с Античности, и даже процесс естественного отбора, ключевой вклад Дарвина в объяснение происхождения видов, был смутно угадан несколькими предшественниками и современниками великого британца. Один же из этих современников, Альфред Рассел Уоллес, увидел его ничуть не менее ясно, чем сам Дарвин. С тех пор работа над пониманием механизмов эволюции тоже не останавливалась ни на минуту — об этом позаботились многие поколения генетиков и молекулярных биологов.Но яблоки не перестали падать с деревьев, когда Эйнштейн усовершенствовал теорию Ньютона, а живые существа не перестанут эволюционировать, когда кто-то усовершенствует теорию Дарвина (что — внимание, спойлер! — уже произошло). Таким образом, эта книга на самом деле посвящена не происхождению эволюции, но истории наших представлений об эволюции, однако подобное название книги не было бы настолько броским.Ничто из этого ни в коей мере не умаляет заслуги самого Дарвина в объяснении того, как эволюция воздействует на отдельные особи и целые виды. Впервые ознакомившись с этой теорией, сам «бульдог Дарвина» Томас Генри Гексли воскликнул: «Насколько же глупо было не додуматься до этого!» Но задним умом крепок каждый, а стать первым, кто четко сформулирует лежащую, казалось бы, на поверхности мысль, — очень непростая задача. Другое достижение Дарвина состоит в том, что он, в отличие от того же Уоллеса, сумел представить теорию эволюции в виде, доступном для понимания простым смертным. Он, несомненно, заслуживает своей славы первооткрывателя эволюции путем естественного отбора, но мы надеемся, что, прочитав эту книгу, вы согласитесь, что его вклад лишь звено длинной цепи, уходящей одним концом в седую древность и продолжающей коваться и в наше время.Само научное понимание эволюции продолжает эволюционировать по мере того, как мы вступаем в третье десятилетие XXI в. Дарвин и Уоллес были правы относительно роли естественного отбора, но гибкость, связанная с эпигенетическим регулированием экспрессии генов, дает сложным организмам своего рода пространство для маневра на случай катастрофы.

Джон Гриббин , Мэри Гриббин

Зарубежная образовательная литература, зарубежная прикладная, научно-популярная литература / Научно-популярная литература / Образование и наука
Тринадцать вещей, в которых нет ни малейшего смысла
Тринадцать вещей, в которых нет ни малейшего смысла

Нам доступны лишь 4 процента Вселенной — а где остальные 96? Постоянны ли великие постоянные, а если постоянны, то почему они не постоянны? Что за чертовщина творится с жизнью на Марсе? Свобода воли — вещь, конечно, хорошая, правда, беспокоит один вопрос: эта самая «воля» — она чья? И так далее…Майкл Брукс не издевается над здравым смыслом, он лишь доводит этот «здравый смысл» до той грани, где самое интересное как раз и начинается. Великолепная книга, в которой поиск научной истины сближается с авантюризмом, а история научных авантюр оборачивается прогрессом самой науки. Не случайно один из критиков назвал Майкла Брукса «Индианой Джонсом в лабораторном халате».Майкл Брукс — британский ученый, писатель и научный журналист, блистательный популяризатор науки, консультант журнала «Нью сайентист».

Майкл Брукс

Публицистика / Зарубежная образовательная литература, зарубежная прикладная, научно-популярная литература / Прочая научная литература / Образование и наука / Документальное