Читаем Секрет нашего успеха. Как культура движет эволюцией человека, одомашнивает наш вид и делает нас умнее полностью

Увеличение размеров группы и социальное обучение, касающееся местных ресурсов, – это факторы, которые могут сделать создание устойчивых брачных пар выгодным и для самцов, и для самок. Начнем с влияния размера группы, как показано на илл. 16.1b. У многих видов самцы силой подавляют других самцов, чтобы обеспечить себе возможность спариться с как можно большим количеством самок. Место самца в иерархии доминантности – надежный прогностический показатель его брачного успеха и долгосрочной приспособленности. Однако по мере повышения плотности самцов в группе выгода от доминантности снижается, поскольку у каждого самца появляется больше соперников-самцов, с которыми нужно бороться, и потенциальных партнерш-самок, которых надо отслеживать. Теперь, в условиях повышенной конкуренции в большой группе, у самцов появляется другая потенциально выигрышная стратегия – создание постоянной пары. Как мы узнали из главы 9, в число стратегий создания пар, которые самцы применяют для установления долгосрочных диадических отношений с самками, входит, например, снабжение самки мясом, защита ее самой и ее потомства и потенциально также забота о ее потомстве. За это самец получает предпочтительный сексуальный доступ к самке и более надежные знания о ее репродуктивном цикле, а следовательно, о том, когда она может забеременеть, хотя, разумеется, для этого ему нужно подолгу находиться возле нее, по крайней мере иногда.

Любопытные данные о влиянии размеров группы на создание пар удалось собрать для группы шимпанзе из Нгого, о которой мы говорили в главе 10. Как мы уже отмечали, группа из Нгого необычайно велика по сравнению с типичными стадами шимпанзе в природных условиях. Подробный анализ перемещений самцов и самок по обширной территории группы показывает, что, вероятно, из-за обострения конкуренции в увеличившейся группе некоторые самцы и самки перемещаются парами. Это странно, поскольку этому виду обезьян формирование устойчивых пар совершенно несвойственно. Генетические исследования показали, что самцы в такой паре чаще становятся отцами детей своих самок. Такие пары были склонны находиться физически близко друг к другу и занимались грумингом. Подобные отношения нередко оказывались долгосрочными – например, один самец был отцом троих из четверых детенышей самки на протяжении шестнадцати лет. Такие пары создавали всего около четверти самцов, но при этом половина самок (самцов в этой группе больше, чем самок). Неудивительно, что к такой стратегии выстраивания длительных отношений прибегали не доминантные самцы, и место в иерархии доминантности оставалось важным показателем приспособленности (репродуктивного успеха) самца10. Тем не менее эти наблюдения показывают, что при увеличении размера группы могут возникать зачатки постоянных пар.

А теперь рассмотрим, как на все это влияет способность больших человекообразных обезьян к социальному обучению. Социальное обучение означает, что самцы могут располагать чем-то вроде культурного наследия, которое может быть ценным для самок. У шимпанзе самцы остаются в своей группе (где они выросли), а самки в основном приходят со стороны. Исследования показывают, что самцы шимпанзе склонны подражать манере сбора пищи, которой придерживались их матери, и, вероятно, обладают особыми знаниями о том, где и как находить пищу на своей территории и как ее добывать. Таким образом, постоянное общение с самцом, который знает здешние места, обеспечивает и самке доступ к этим знаниям (в сущности, к знаниям его матери). В целом у вида, обладающего навыками социального обучения, у которого самки приходят из других групп, самцам есть что им предложить – локальные знания. Это значит, что самкам следует выбирать самцов, которые в детстве проявляли наилучшие способности к социальному обучению, и подолгу общаться с ними (чтобы всему научиться)11. Таким образом, в большой группе обезьян, где самки – иммигранты, самкам выгодно создавать пары, чтобы получить доступ к местным знаниям (наряду с обычным набором – защитой, пищей и пр.), а самцам выгодно создавать пары, чтобы смягчить яростную конкуренцию между самцами. Причем непропорционально большую выгоду от этого могут получить самцы с лучшими способностями к социальному обучению, поскольку именно их будут предпочитать самки, ищущие высококачественных локальных знаний.

Итак, вот к чему мы пришли. Давление хищников способствует эволюции больших, относительно сплоченных групп (стрелка F на илл. 16.1b), а это, в свою очередь, способствует распространению стратегии создания пар (стрелка K) в ответ на повышение плотности населения и растущую роль социальной передачи локальных знаний. Теперь рассмотрим, как создание пар расширяет у человекообразных обезьян родственный круг.

Перейти на страницу:

Все книги серии Книжные проекты Дмитрия Зимина

Достаточно ли мы умны, чтобы судить об уме животных?
Достаточно ли мы умны, чтобы судить об уме животных?

В течение большей части прошедшего столетия наука была чрезмерно осторожна и скептична в отношении интеллекта животных. Исследователи поведения животных либо не задумывались об их интеллекте, либо отвергали само это понятие. Большинство обходило эту тему стороной. Но времена меняются. Не проходит и недели, как появляются новые сообщения о сложности познавательных процессов у животных, часто сопровождающиеся видеоматериалами в Интернете в качестве подтверждения.Какие способы коммуникации практикуют животные и есть ли у них подобие речи? Могут ли животные узнавать себя в зеркале? Свойственны ли животным дружба и душевная привязанность? Ведут ли они войны и мирные переговоры? В книге читатели узнают ответы на эти вопросы, а также, например, что крысы могут сожалеть о принятых ими решениях, воро́ны изготавливают инструменты, осьминоги узнают человеческие лица, а специальные нейроны позволяют обезьянам учиться на ошибках друг друга. Ученые открыто говорят о культуре животных, их способности к сопереживанию и дружбе. Запретных тем больше не существует, в том числе и в области разума, который раньше считался исключительной принадлежностью человека.Автор рассказывает об истории этологии, о жестоких спорах с бихевиористами, а главное — об огромной экспериментальной работе и наблюдениях за естественным поведением животных. Анализируя пути становления мыслительных процессов в ходе эволюционной истории различных видов, Франс де Вааль убедительно показывает, что человек в этом ряду — лишь одно из многих мыслящих существ.* * *Эта книга издана в рамках программы «Книжные проекты Дмитрия Зимина» и продолжает серию «Библиотека фонда «Династия». Дмитрий Борисович Зимин — основатель компании «Вымпелком» (Beeline), фонда некоммерческих программ «Династия» и фонда «Московское время».Программа «Книжные проекты Дмитрия Зимина» объединяет три проекта, хорошо знакомые читательской аудитории: издание научно-популярных переводных книг «Библиотека фонда «Династия», издательское направление фонда «Московское время» и премию в области русскоязычной научно-популярной литературы «Просветитель».

Франс де Вааль

Биология, биофизика, биохимия / Педагогика / Образование и наука
Скептик. Рациональный взгляд на мир
Скептик. Рациональный взгляд на мир

Идея писать о науке для широкой публики возникла у Шермера после прочтения статей эволюционного биолога и палеонтолога Стивена Гулда, который считал, что «захватывающая действительность природы не должна исключаться из сферы литературных усилий».В книге 75 увлекательных и остроумных статей, из которых читатель узнает о проницательности Дарвина, о том, чем голые факты отличаются от научных, о том, почему высадка американцев на Луну все-таки состоялась, отчего умные люди верят в глупости и даже образование их не спасает, и почему вода из-под крана ничуть не хуже той, что в бутылках.Наука, скептицизм, инопланетяне и НЛО, альтернативная медицина, человеческая природа и эволюция – это далеко не весь перечень тем, о которых написал главный американский скептик. Майкл Шермер призывает читателя сохранять рациональный взгляд на мир, учит анализировать факты и скептически относиться ко всему, что кажется очевидным.

Майкл Брант Шермер

Зарубежная образовательная литература, зарубежная прикладная, научно-популярная литература
Записки примата: Необычайная жизнь ученого среди павианов
Записки примата: Необычайная жизнь ученого среди павианов

Эта книга — воспоминания о более чем двадцати годах знакомства известного приматолога Роберта Сапольски с Восточной Африкой. Будучи совсем еще молодым ученым, автор впервые приехал в заповедник в Кении с намерением проверить на диких павианах свои догадки о природе стресса у людей, что не удивительно, учитывая, насколько похожи приматы на людей в своих биологических и психологических реакциях. Собственно, и себя самого Сапольски не отделяет от своих подопечных — подопытных животных, что очевидно уже из названия книги. И это придает повествованию особое обаяние и мощь. Вместе с автором, давшим своим любимцам библейские имена, мы узнаем об их жизни, страданиях, любви, соперничестве, борьбе за власть, болезнях и смерти. Не менее яркие персонажи книги — местные жители: фермеры, егеря, мелкие начальники и простые работяги. За два десятилетия в Африке Сапольски переживает и собственные опасные приключения, и трагедии друзей, и смены политических режимов — и пишет об этом так, что чувствуешь себя почти участником событий.

Роберт Сапольски

Биографии и Мемуары / Научная литература / Прочая научная литература / Образование и наука

Похожие книги

История математики. От счетных палочек до бессчетных вселенных
История математики. От счетных палочек до бессчетных вселенных

Эта книга, по словам самого автора, — «путешествие во времени от вавилонских "шестидесятников" до фракталов и размытой логики». Таких «от… и до…» в «Истории математики» много. От загадочных счетных палочек первобытных людей до первого «калькулятора» — абака. От древневавилонской системы счисления до первых практических карт. От древнегреческих астрономов до живописцев Средневековья. От иллюстрированных средневековых трактатов до «математического» сюрреализма двадцатого века…Но книга рассказывает не только об истории науки. Читатель узнает немало интересного о взлетах и падениях древних цивилизаций, о современной астрономии, об искусстве шифрования и уловках взломщиков кодов, о военной стратегии, навигации и, конечно же, о современном искусстве, непременно включающем в себя компьютерную графику и непостижимые фрактальные узоры.

Ричард Манкевич

Математика / Научпоп / Образование и наука / Документальное / Зарубежная образовательная литература, зарубежная прикладная, научно-популярная литература
Происхождение эволюции. Идея естественного отбора до и после Дарвина
Происхождение эволюции. Идея естественного отбора до и после Дарвина

Теория эволюции путем естественного отбора вовсе не возникла из ничего и сразу в окончательном виде в голове у Чарльза Дарвина. Идея эволюции в разных своих версиях высказывалась начиная с Античности, и даже процесс естественного отбора, ключевой вклад Дарвина в объяснение происхождения видов, был смутно угадан несколькими предшественниками и современниками великого британца. Один же из этих современников, Альфред Рассел Уоллес, увидел его ничуть не менее ясно, чем сам Дарвин. С тех пор работа над пониманием механизмов эволюции тоже не останавливалась ни на минуту — об этом позаботились многие поколения генетиков и молекулярных биологов.Но яблоки не перестали падать с деревьев, когда Эйнштейн усовершенствовал теорию Ньютона, а живые существа не перестанут эволюционировать, когда кто-то усовершенствует теорию Дарвина (что — внимание, спойлер! — уже произошло). Таким образом, эта книга на самом деле посвящена не происхождению эволюции, но истории наших представлений об эволюции, однако подобное название книги не было бы настолько броским.Ничто из этого ни в коей мере не умаляет заслуги самого Дарвина в объяснении того, как эволюция воздействует на отдельные особи и целые виды. Впервые ознакомившись с этой теорией, сам «бульдог Дарвина» Томас Генри Гексли воскликнул: «Насколько же глупо было не додуматься до этого!» Но задним умом крепок каждый, а стать первым, кто четко сформулирует лежащую, казалось бы, на поверхности мысль, — очень непростая задача. Другое достижение Дарвина состоит в том, что он, в отличие от того же Уоллеса, сумел представить теорию эволюции в виде, доступном для понимания простым смертным. Он, несомненно, заслуживает своей славы первооткрывателя эволюции путем естественного отбора, но мы надеемся, что, прочитав эту книгу, вы согласитесь, что его вклад лишь звено длинной цепи, уходящей одним концом в седую древность и продолжающей коваться и в наше время.Само научное понимание эволюции продолжает эволюционировать по мере того, как мы вступаем в третье десятилетие XXI в. Дарвин и Уоллес были правы относительно роли естественного отбора, но гибкость, связанная с эпигенетическим регулированием экспрессии генов, дает сложным организмам своего рода пространство для маневра на случай катастрофы.

Джон Гриббин , Мэри Гриббин

Зарубежная образовательная литература, зарубежная прикладная, научно-популярная литература / Научно-популярная литература / Образование и наука
Тринадцать вещей, в которых нет ни малейшего смысла
Тринадцать вещей, в которых нет ни малейшего смысла

Нам доступны лишь 4 процента Вселенной — а где остальные 96? Постоянны ли великие постоянные, а если постоянны, то почему они не постоянны? Что за чертовщина творится с жизнью на Марсе? Свобода воли — вещь, конечно, хорошая, правда, беспокоит один вопрос: эта самая «воля» — она чья? И так далее…Майкл Брукс не издевается над здравым смыслом, он лишь доводит этот «здравый смысл» до той грани, где самое интересное как раз и начинается. Великолепная книга, в которой поиск научной истины сближается с авантюризмом, а история научных авантюр оборачивается прогрессом самой науки. Не случайно один из критиков назвал Майкла Брукса «Индианой Джонсом в лабораторном халате».Майкл Брукс — британский ученый, писатель и научный журналист, блистательный популяризатор науки, консультант журнала «Нью сайентист».

Майкл Брукс

Публицистика / Зарубежная образовательная литература, зарубежная прикладная, научно-популярная литература / Прочая научная литература / Образование и наука / Документальное