Читаем Секрет нашего успеха. Как культура движет эволюцией человека, одомашнивает наш вид и делает нас умнее полностью

Ископаемые находки вероятных предков австралопитеков показывают, что переход с деревьев на землю шел полным ходом еще пять миллионов лет назад. В Африке 4,4 миллиона лет назад уже существовали человекообразные обезьяны с мозгом как у шимпанзе или немного меньше, отлично умевшие и ходить по земле, и лазать по деревьям6. На основании наземного образа жизни и размеров мозга можно ожидать, что у этих обезьян были хорошо развиты способности к индивидуальному обучению, а поскольку они много времени проводили на земле, у них должен был быть солидный репертуар паттернов поведения и навыков, усвоенных в результате обучения, – примерно такой же, как у шимпанзе. Если бы существовал какой-то другой фактор, который поспособствовал бы увеличению мозга этих наземных обезьян до размеров мозга шимпанзе, можно было бы рассчитывать, что культурный мир этих обезьян был богаче, чем у шимпанзе, благодаря большей склонности к наземному образу жизни: больше времени на земле – больше орудий.


Илл. 16.1. На схеме вверху показан путь ноу-хау. На схеме внизу на путь ноу-хау наложен путь социальной заботы


Влияние наземного образа жизни на размер культурного репертуара отражено на илл. 16.1a стрелками A и B. Стрелка C показывает, каким образом повышенный доступ к другим особям на земле влияет на формирование ноу-хау благодаря расширенным возможностям для социального обучения. Большие обезьяны с крупным мозгом будут обладать способностями к социальному обучению, пусть и ограниченными, поскольку эти способности достаются даром как побочный продукт отбора на индивидуальное обучение. Больше ноу-хау и больше возможностей для социального обучения усиливают естественный отбор генов, благодаря которым индивиды становятся способнее к социальному обучению, чтобы извлечь пользу из сложившейся ситуации. Эту важнейшую для нас петлю обратной связи показывает пунктирная линия D, а круговая стрелка под ней отражает возможность автокаталитической реакции.

Давление хищников способствует увеличению размеров групп, а это благоприятствует накоплению культурных знаний

Наземный образ жизни повышал для этих обезьян риск нападения хищников, поскольку приматы укрываются на деревьях от многих опасностей. Для наших африканских предков-обезьян хищники представляли более серьезную опасность, чем для современных человекообразных обезьян, живущих в густых лесах (не считая опасности нападения людей). Численность и разнообразие крупных плотоядных в то время примерно вдвое превышали нынешние. Помимо тех же львов, леопардов, гепардов и гиен, что и сегодня, существовало еще несколько видов крупных саблезубых кошачьих, из которых два были размером со льва, а один, по-видимому, специализировался на охоте из засады, из густых зарослей. Были также волкоподобные дикие собаки и современные виды гиен, которые охотятся стаями, а также ядовитые змеи, видов которых становилось все больше. Кроме того, как мы видели на примере шимпанзе из главы 10, приходилось остерегаться нападений и со стороны других групп человекообразных обезьян, поскольку группы конкурировали за доступ к плодовым деревьям, тушам крупных животных, стратегически выгодным пещерам, ценным каменным орудиям и местам, где можно было найти нужные горные породы. А поскольку мы в дальнейшем наблюдаем появление множества видов австралопитеков, вероятно, различные виды больших обезьян могли и охотиться друг на друга как хищники.

При растущей угрозе нападения хищников характерная поведенческая реакция млекопитающих – создание более многочисленных групп. Такое поведение подсказывает, что наши предки, начав проводить больше времени на земле, вероятно, тоже стали формировать более многочисленные группы как средство обороны7. На это указывают стрелки E и F на илл. 16.1a.

Побочным продуктом оборонительной стратегии стало то, что более многочисленные группы должны были способствовать увеличению размеров и повышению сложности наборов инструментов, навыков и корпусов ноу-хау, усваиваемых через обучение, поскольку большие группы порождали, распространяли и сохраняли больше идей и инноваций, что показывает стрелка G на илл. 16.1a.

Этот эффект дополнительно усиливался тем, что опасность нападения хищников, возможно, не позволяла индивидам далеко разбредаться в поисках пищи, как это делают современные человекообразные обезьяны. Поскольку рассеяние группы стало затруднено, молодые обезьяны получали возможность более интенсивно наблюдать за большим числом сородичей (стрелка H). Вызванный этим рост количества и сложности орудий и типов локального ноу-хау, включая умение лучше искать, добывать и обрабатывать высококачественную пищу и находить воду, привел к усилению отбора на способность мозга приобретать, хранить, организовывать и передавать всю эту культурную информацию. Развитие этих способностей вело к увеличению размеров мозга и продлению развития (детства), чтобы можно было выучить всю доступную информацию.

Перейти на страницу:

Все книги серии Книжные проекты Дмитрия Зимина

Достаточно ли мы умны, чтобы судить об уме животных?
Достаточно ли мы умны, чтобы судить об уме животных?

В течение большей части прошедшего столетия наука была чрезмерно осторожна и скептична в отношении интеллекта животных. Исследователи поведения животных либо не задумывались об их интеллекте, либо отвергали само это понятие. Большинство обходило эту тему стороной. Но времена меняются. Не проходит и недели, как появляются новые сообщения о сложности познавательных процессов у животных, часто сопровождающиеся видеоматериалами в Интернете в качестве подтверждения.Какие способы коммуникации практикуют животные и есть ли у них подобие речи? Могут ли животные узнавать себя в зеркале? Свойственны ли животным дружба и душевная привязанность? Ведут ли они войны и мирные переговоры? В книге читатели узнают ответы на эти вопросы, а также, например, что крысы могут сожалеть о принятых ими решениях, воро́ны изготавливают инструменты, осьминоги узнают человеческие лица, а специальные нейроны позволяют обезьянам учиться на ошибках друг друга. Ученые открыто говорят о культуре животных, их способности к сопереживанию и дружбе. Запретных тем больше не существует, в том числе и в области разума, который раньше считался исключительной принадлежностью человека.Автор рассказывает об истории этологии, о жестоких спорах с бихевиористами, а главное — об огромной экспериментальной работе и наблюдениях за естественным поведением животных. Анализируя пути становления мыслительных процессов в ходе эволюционной истории различных видов, Франс де Вааль убедительно показывает, что человек в этом ряду — лишь одно из многих мыслящих существ.* * *Эта книга издана в рамках программы «Книжные проекты Дмитрия Зимина» и продолжает серию «Библиотека фонда «Династия». Дмитрий Борисович Зимин — основатель компании «Вымпелком» (Beeline), фонда некоммерческих программ «Династия» и фонда «Московское время».Программа «Книжные проекты Дмитрия Зимина» объединяет три проекта, хорошо знакомые читательской аудитории: издание научно-популярных переводных книг «Библиотека фонда «Династия», издательское направление фонда «Московское время» и премию в области русскоязычной научно-популярной литературы «Просветитель».

Франс де Вааль

Биология, биофизика, биохимия / Педагогика / Образование и наука
Скептик. Рациональный взгляд на мир
Скептик. Рациональный взгляд на мир

Идея писать о науке для широкой публики возникла у Шермера после прочтения статей эволюционного биолога и палеонтолога Стивена Гулда, который считал, что «захватывающая действительность природы не должна исключаться из сферы литературных усилий».В книге 75 увлекательных и остроумных статей, из которых читатель узнает о проницательности Дарвина, о том, чем голые факты отличаются от научных, о том, почему высадка американцев на Луну все-таки состоялась, отчего умные люди верят в глупости и даже образование их не спасает, и почему вода из-под крана ничуть не хуже той, что в бутылках.Наука, скептицизм, инопланетяне и НЛО, альтернативная медицина, человеческая природа и эволюция – это далеко не весь перечень тем, о которых написал главный американский скептик. Майкл Шермер призывает читателя сохранять рациональный взгляд на мир, учит анализировать факты и скептически относиться ко всему, что кажется очевидным.

Майкл Брант Шермер

Зарубежная образовательная литература, зарубежная прикладная, научно-популярная литература
Записки примата: Необычайная жизнь ученого среди павианов
Записки примата: Необычайная жизнь ученого среди павианов

Эта книга — воспоминания о более чем двадцати годах знакомства известного приматолога Роберта Сапольски с Восточной Африкой. Будучи совсем еще молодым ученым, автор впервые приехал в заповедник в Кении с намерением проверить на диких павианах свои догадки о природе стресса у людей, что не удивительно, учитывая, насколько похожи приматы на людей в своих биологических и психологических реакциях. Собственно, и себя самого Сапольски не отделяет от своих подопечных — подопытных животных, что очевидно уже из названия книги. И это придает повествованию особое обаяние и мощь. Вместе с автором, давшим своим любимцам библейские имена, мы узнаем об их жизни, страданиях, любви, соперничестве, борьбе за власть, болезнях и смерти. Не менее яркие персонажи книги — местные жители: фермеры, егеря, мелкие начальники и простые работяги. За два десятилетия в Африке Сапольски переживает и собственные опасные приключения, и трагедии друзей, и смены политических режимов — и пишет об этом так, что чувствуешь себя почти участником событий.

Роберт Сапольски

Биографии и Мемуары / Научная литература / Прочая научная литература / Образование и наука

Похожие книги

История математики. От счетных палочек до бессчетных вселенных
История математики. От счетных палочек до бессчетных вселенных

Эта книга, по словам самого автора, — «путешествие во времени от вавилонских "шестидесятников" до фракталов и размытой логики». Таких «от… и до…» в «Истории математики» много. От загадочных счетных палочек первобытных людей до первого «калькулятора» — абака. От древневавилонской системы счисления до первых практических карт. От древнегреческих астрономов до живописцев Средневековья. От иллюстрированных средневековых трактатов до «математического» сюрреализма двадцатого века…Но книга рассказывает не только об истории науки. Читатель узнает немало интересного о взлетах и падениях древних цивилизаций, о современной астрономии, об искусстве шифрования и уловках взломщиков кодов, о военной стратегии, навигации и, конечно же, о современном искусстве, непременно включающем в себя компьютерную графику и непостижимые фрактальные узоры.

Ричард Манкевич

Математика / Научпоп / Образование и наука / Документальное / Зарубежная образовательная литература, зарубежная прикладная, научно-популярная литература
Происхождение эволюции. Идея естественного отбора до и после Дарвина
Происхождение эволюции. Идея естественного отбора до и после Дарвина

Теория эволюции путем естественного отбора вовсе не возникла из ничего и сразу в окончательном виде в голове у Чарльза Дарвина. Идея эволюции в разных своих версиях высказывалась начиная с Античности, и даже процесс естественного отбора, ключевой вклад Дарвина в объяснение происхождения видов, был смутно угадан несколькими предшественниками и современниками великого британца. Один же из этих современников, Альфред Рассел Уоллес, увидел его ничуть не менее ясно, чем сам Дарвин. С тех пор работа над пониманием механизмов эволюции тоже не останавливалась ни на минуту — об этом позаботились многие поколения генетиков и молекулярных биологов.Но яблоки не перестали падать с деревьев, когда Эйнштейн усовершенствовал теорию Ньютона, а живые существа не перестанут эволюционировать, когда кто-то усовершенствует теорию Дарвина (что — внимание, спойлер! — уже произошло). Таким образом, эта книга на самом деле посвящена не происхождению эволюции, но истории наших представлений об эволюции, однако подобное название книги не было бы настолько броским.Ничто из этого ни в коей мере не умаляет заслуги самого Дарвина в объяснении того, как эволюция воздействует на отдельные особи и целые виды. Впервые ознакомившись с этой теорией, сам «бульдог Дарвина» Томас Генри Гексли воскликнул: «Насколько же глупо было не додуматься до этого!» Но задним умом крепок каждый, а стать первым, кто четко сформулирует лежащую, казалось бы, на поверхности мысль, — очень непростая задача. Другое достижение Дарвина состоит в том, что он, в отличие от того же Уоллеса, сумел представить теорию эволюции в виде, доступном для понимания простым смертным. Он, несомненно, заслуживает своей славы первооткрывателя эволюции путем естественного отбора, но мы надеемся, что, прочитав эту книгу, вы согласитесь, что его вклад лишь звено длинной цепи, уходящей одним концом в седую древность и продолжающей коваться и в наше время.Само научное понимание эволюции продолжает эволюционировать по мере того, как мы вступаем в третье десятилетие XXI в. Дарвин и Уоллес были правы относительно роли естественного отбора, но гибкость, связанная с эпигенетическим регулированием экспрессии генов, дает сложным организмам своего рода пространство для маневра на случай катастрофы.

Джон Гриббин , Мэри Гриббин

Зарубежная образовательная литература, зарубежная прикладная, научно-популярная литература / Научно-популярная литература / Образование и наука
Тринадцать вещей, в которых нет ни малейшего смысла
Тринадцать вещей, в которых нет ни малейшего смысла

Нам доступны лишь 4 процента Вселенной — а где остальные 96? Постоянны ли великие постоянные, а если постоянны, то почему они не постоянны? Что за чертовщина творится с жизнью на Марсе? Свобода воли — вещь, конечно, хорошая, правда, беспокоит один вопрос: эта самая «воля» — она чья? И так далее…Майкл Брукс не издевается над здравым смыслом, он лишь доводит этот «здравый смысл» до той грани, где самое интересное как раз и начинается. Великолепная книга, в которой поиск научной истины сближается с авантюризмом, а история научных авантюр оборачивается прогрессом самой науки. Не случайно один из критиков назвал Майкла Брукса «Индианой Джонсом в лабораторном халате».Майкл Брукс — британский ученый, писатель и научный журналист, блистательный популяризатор науки, консультант журнала «Нью сайентист».

Майкл Брукс

Публицистика / Зарубежная образовательная литература, зарубежная прикладная, научно-популярная литература / Прочая научная литература / Образование и наука / Документальное