Читаем Секрет нашего успеха. Как культура движет эволюцией человека, одомашнивает наш вид и делает нас умнее полностью

31 Культурная эволюция может объяснить даже возникновение самых базовых элементов – слов, или, как говорят лингвисты, композиционности. Возможно, изначально в системах коммуникации не было отдельных слов, которые можно было комбинировать бесчисленным множеством способов. Звуки и их сочетания выстраивались в конструкции, которые мы назвали бы сочетаниями нескольких слов или фразами. Слово “бамакуба” могло означать “повари мясо еще” в отсутствие отдельных слов, которые означали бы “варить”, “мясо” и “еще”. Но если каждая фраза или предложение обозначается отдельным звуком или звукосочетанием, словарь быстро становится неусвояемым и трещит по всем швам. Однако культурная передача с учетом ограниченного объема памяти благоприятствует тому, чтобы все большое и сложное разбивали на мелкие фрагменты (это и есть композиционность), которые легко запоминать (Brighton, Kirby, Smith 2005). Возможно, это напоминало процесс, когда gate из сочетания Watergate Hotel (“отель “Уотергейт”) отсоединилось и стало обозначать “скандал”, например, Monicagate (скандал с Моникой Левински), Climategate (скандал вокруг изменений климата). Те, кто первым начал разбивать все на удобоваримые для окружающих фрагменты, добивались большего успеха, и им с большей вероятностью подражали. Языки, обладавшие композиционностью (словами), сохранялись и побеждали в конуренции некомпозиционные языки.

32 Kirby, Christiansen, Chater 2013, Smith, Kirby 2008, Kirby, Cornish, Smith 2008 и Christiansen, Chater 2008.

33 Striedter 2004.

34 Striedter 2004 и Fitch 2000.

35 Любые описания такого раннего культурно-генетического коэволюционного процесса были бы крайне спекулятивными. Однако предположение, что наша передаваемая через культуру и эволюционирующая система коммуникации начиналась с жеста, соответствует нескольким эмпирическим фактам. Во-первых, если другие крупные приматы и способны усваивать коммуникативные элементы, они выучивают жесты руками (знаковые системы), но не вербализации и не выражения лица. Все попытки научить обезьян говорить не увенчались успехом. Обезьяны общаются при помощи голосовых сигналов, но эти сигналы представляют собой фиксированный репертуар звуков и одинаковы во всех группах, в отличие от жестов. Это наводит на мысль, что предки людей, вероятно, были гораздо более восприимчивы к жестам, передаваемым через культуру, чем к словам (Tomasello 2010 – Томаселло 2011). Во-вторых, как мы убедились, жесты до сих пор входят в наши коммуникативные системы, и многие охотники-собиратели обладают как устной речью, так и жестовым, знаковым языком. В-третьих, дети учатся жестовой коммуникации ничуть не хуже, а может быть, и лучше, чем речи. Дети занимаются жестовой мимикрией, когда учатся издавать звуки речи. Они внимательно наблюдают за движениями рта моделей, и это влияет на их речевое поведение. Взрослые путают звуки /б/ и /п/ в словах вроде “бар” и “пар”, если не видят губ говорящего (Tomasello 2010 – Томаселло 2011, Kuhl 2000, Corballis 2003), поэтому наблюдение за ротовыми жестами входит в процесс распознавания речи. В-четвертых, за жесты, пользование орудиями и речь отвечают в значительной мере одни и те же области коры.

36 Fitch 2000.

37 Csibra, Gergely 2009 и Kuhl 2000. Наша команда изучала педагогические подсказки в семи разных сообществах и обнаружила, что по крайней мере некоторые из них спонтанно применяются во всех семи. Однако частота использования подсказок значительно варьировала, как и то, какие именно из небольшого набора специфических подсказок использовались. Универсальными оказались только поучительные паузы. Что касается “материнского языка”, некоторые утверждали, что в каких-то обществах его нет, однако эти утверждения не основаны ни на данных систематических наблюдений, ни на количественном анализе. Специалист по психологии развития Таня Бреш, работавшая на Фиджи там же, где и я, обнаружила, что беби-ток применяется там значительно реже, чем среди американских матерей, однако все же присутствует (Broesch 2011). В целом образованные представители западной культуры находятся у верхней границы распределения частоты использования как беби-тока, так и педагогических подсказок.

38 Bickerton 2009 (Бикертон 2012), Christiansen, Kirby 2003.

39 Sterelny 2012b. Уэдли (Wadley 2010) обсуждает эту рекурсию на примере изготовления клея, практиковавшегося сотни тысяч лет назад.

Перейти на страницу:

Все книги серии Книжные проекты Дмитрия Зимина

Достаточно ли мы умны, чтобы судить об уме животных?
Достаточно ли мы умны, чтобы судить об уме животных?

В течение большей части прошедшего столетия наука была чрезмерно осторожна и скептична в отношении интеллекта животных. Исследователи поведения животных либо не задумывались об их интеллекте, либо отвергали само это понятие. Большинство обходило эту тему стороной. Но времена меняются. Не проходит и недели, как появляются новые сообщения о сложности познавательных процессов у животных, часто сопровождающиеся видеоматериалами в Интернете в качестве подтверждения.Какие способы коммуникации практикуют животные и есть ли у них подобие речи? Могут ли животные узнавать себя в зеркале? Свойственны ли животным дружба и душевная привязанность? Ведут ли они войны и мирные переговоры? В книге читатели узнают ответы на эти вопросы, а также, например, что крысы могут сожалеть о принятых ими решениях, воро́ны изготавливают инструменты, осьминоги узнают человеческие лица, а специальные нейроны позволяют обезьянам учиться на ошибках друг друга. Ученые открыто говорят о культуре животных, их способности к сопереживанию и дружбе. Запретных тем больше не существует, в том числе и в области разума, который раньше считался исключительной принадлежностью человека.Автор рассказывает об истории этологии, о жестоких спорах с бихевиористами, а главное — об огромной экспериментальной работе и наблюдениях за естественным поведением животных. Анализируя пути становления мыслительных процессов в ходе эволюционной истории различных видов, Франс де Вааль убедительно показывает, что человек в этом ряду — лишь одно из многих мыслящих существ.* * *Эта книга издана в рамках программы «Книжные проекты Дмитрия Зимина» и продолжает серию «Библиотека фонда «Династия». Дмитрий Борисович Зимин — основатель компании «Вымпелком» (Beeline), фонда некоммерческих программ «Династия» и фонда «Московское время».Программа «Книжные проекты Дмитрия Зимина» объединяет три проекта, хорошо знакомые читательской аудитории: издание научно-популярных переводных книг «Библиотека фонда «Династия», издательское направление фонда «Московское время» и премию в области русскоязычной научно-популярной литературы «Просветитель».

Франс де Вааль

Биология, биофизика, биохимия / Педагогика / Образование и наука
Скептик. Рациональный взгляд на мир
Скептик. Рациональный взгляд на мир

Идея писать о науке для широкой публики возникла у Шермера после прочтения статей эволюционного биолога и палеонтолога Стивена Гулда, который считал, что «захватывающая действительность природы не должна исключаться из сферы литературных усилий».В книге 75 увлекательных и остроумных статей, из которых читатель узнает о проницательности Дарвина, о том, чем голые факты отличаются от научных, о том, почему высадка американцев на Луну все-таки состоялась, отчего умные люди верят в глупости и даже образование их не спасает, и почему вода из-под крана ничуть не хуже той, что в бутылках.Наука, скептицизм, инопланетяне и НЛО, альтернативная медицина, человеческая природа и эволюция – это далеко не весь перечень тем, о которых написал главный американский скептик. Майкл Шермер призывает читателя сохранять рациональный взгляд на мир, учит анализировать факты и скептически относиться ко всему, что кажется очевидным.

Майкл Брант Шермер

Зарубежная образовательная литература, зарубежная прикладная, научно-популярная литература
Записки примата: Необычайная жизнь ученого среди павианов
Записки примата: Необычайная жизнь ученого среди павианов

Эта книга — воспоминания о более чем двадцати годах знакомства известного приматолога Роберта Сапольски с Восточной Африкой. Будучи совсем еще молодым ученым, автор впервые приехал в заповедник в Кении с намерением проверить на диких павианах свои догадки о природе стресса у людей, что не удивительно, учитывая, насколько похожи приматы на людей в своих биологических и психологических реакциях. Собственно, и себя самого Сапольски не отделяет от своих подопечных — подопытных животных, что очевидно уже из названия книги. И это придает повествованию особое обаяние и мощь. Вместе с автором, давшим своим любимцам библейские имена, мы узнаем об их жизни, страданиях, любви, соперничестве, борьбе за власть, болезнях и смерти. Не менее яркие персонажи книги — местные жители: фермеры, егеря, мелкие начальники и простые работяги. За два десятилетия в Африке Сапольски переживает и собственные опасные приключения, и трагедии друзей, и смены политических режимов — и пишет об этом так, что чувствуешь себя почти участником событий.

Роберт Сапольски

Биографии и Мемуары / Научная литература / Прочая научная литература / Образование и наука

Похожие книги

История математики. От счетных палочек до бессчетных вселенных
История математики. От счетных палочек до бессчетных вселенных

Эта книга, по словам самого автора, — «путешествие во времени от вавилонских "шестидесятников" до фракталов и размытой логики». Таких «от… и до…» в «Истории математики» много. От загадочных счетных палочек первобытных людей до первого «калькулятора» — абака. От древневавилонской системы счисления до первых практических карт. От древнегреческих астрономов до живописцев Средневековья. От иллюстрированных средневековых трактатов до «математического» сюрреализма двадцатого века…Но книга рассказывает не только об истории науки. Читатель узнает немало интересного о взлетах и падениях древних цивилизаций, о современной астрономии, об искусстве шифрования и уловках взломщиков кодов, о военной стратегии, навигации и, конечно же, о современном искусстве, непременно включающем в себя компьютерную графику и непостижимые фрактальные узоры.

Ричард Манкевич

Математика / Научпоп / Образование и наука / Документальное / Зарубежная образовательная литература, зарубежная прикладная, научно-популярная литература
Происхождение эволюции. Идея естественного отбора до и после Дарвина
Происхождение эволюции. Идея естественного отбора до и после Дарвина

Теория эволюции путем естественного отбора вовсе не возникла из ничего и сразу в окончательном виде в голове у Чарльза Дарвина. Идея эволюции в разных своих версиях высказывалась начиная с Античности, и даже процесс естественного отбора, ключевой вклад Дарвина в объяснение происхождения видов, был смутно угадан несколькими предшественниками и современниками великого британца. Один же из этих современников, Альфред Рассел Уоллес, увидел его ничуть не менее ясно, чем сам Дарвин. С тех пор работа над пониманием механизмов эволюции тоже не останавливалась ни на минуту — об этом позаботились многие поколения генетиков и молекулярных биологов.Но яблоки не перестали падать с деревьев, когда Эйнштейн усовершенствовал теорию Ньютона, а живые существа не перестанут эволюционировать, когда кто-то усовершенствует теорию Дарвина (что — внимание, спойлер! — уже произошло). Таким образом, эта книга на самом деле посвящена не происхождению эволюции, но истории наших представлений об эволюции, однако подобное название книги не было бы настолько броским.Ничто из этого ни в коей мере не умаляет заслуги самого Дарвина в объяснении того, как эволюция воздействует на отдельные особи и целые виды. Впервые ознакомившись с этой теорией, сам «бульдог Дарвина» Томас Генри Гексли воскликнул: «Насколько же глупо было не додуматься до этого!» Но задним умом крепок каждый, а стать первым, кто четко сформулирует лежащую, казалось бы, на поверхности мысль, — очень непростая задача. Другое достижение Дарвина состоит в том, что он, в отличие от того же Уоллеса, сумел представить теорию эволюции в виде, доступном для понимания простым смертным. Он, несомненно, заслуживает своей славы первооткрывателя эволюции путем естественного отбора, но мы надеемся, что, прочитав эту книгу, вы согласитесь, что его вклад лишь звено длинной цепи, уходящей одним концом в седую древность и продолжающей коваться и в наше время.Само научное понимание эволюции продолжает эволюционировать по мере того, как мы вступаем в третье десятилетие XXI в. Дарвин и Уоллес были правы относительно роли естественного отбора, но гибкость, связанная с эпигенетическим регулированием экспрессии генов, дает сложным организмам своего рода пространство для маневра на случай катастрофы.

Джон Гриббин , Мэри Гриббин

Зарубежная образовательная литература, зарубежная прикладная, научно-популярная литература / Научно-популярная литература / Образование и наука
Тринадцать вещей, в которых нет ни малейшего смысла
Тринадцать вещей, в которых нет ни малейшего смысла

Нам доступны лишь 4 процента Вселенной — а где остальные 96? Постоянны ли великие постоянные, а если постоянны, то почему они не постоянны? Что за чертовщина творится с жизнью на Марсе? Свобода воли — вещь, конечно, хорошая, правда, беспокоит один вопрос: эта самая «воля» — она чья? И так далее…Майкл Брукс не издевается над здравым смыслом, он лишь доводит этот «здравый смысл» до той грани, где самое интересное как раз и начинается. Великолепная книга, в которой поиск научной истины сближается с авантюризмом, а история научных авантюр оборачивается прогрессом самой науки. Не случайно один из критиков назвал Майкла Брукса «Индианой Джонсом в лабораторном халате».Майкл Брукс — британский ученый, писатель и научный журналист, блистательный популяризатор науки, консультант журнала «Нью сайентист».

Майкл Брукс

Публицистика / Зарубежная образовательная литература, зарубежная прикладная, научно-популярная литература / Прочая научная литература / Образование и наука / Документальное