– Вэл?.. – смотреть в таком положении на товарища было неудобно, но физический дискомфорт, во всяком случае, немного нивелировал душевный. – Уверен, что у тебя есть желание со мной общаться?
– А ты знаешь, есть! – Вэл привычно склонил голову на бок, и Эрик ощутил очередной укол совести просто от этого его движения. – Мне тут пары деталей не хватает для полноты картины последней битвы, а народ как-то вяло стремится поделиться со мной информацией. Даже не знаю, что и думать.
– Вэл… – Эрик вздохнул. Что же сказать, чтобы еще больше не обидеть друга? И можно ли обидеть больше? И можно ли теперь называть Вэла другом? – Ну, ты же не можешь не понимать, что все мы себя чувствуем последними подлецами и вылезти из этого состояния не так-то просто.
Вэл хмыкнул.
– Ага. То есть сначала был бойкот, потому что паршивец – я, а теперь бойкот, потому что паршивцы – вы. Я как-то или чего-то не понимаю, или, видимо, прилагаю недостаточно усилий, чтобы понять. Эрик, все, время для самоедства вышло! Теперь все дружно вспомнили, что есть такой хороший парень Вэл Экройд и он очень рассчитывает на доброе к себе отношение. Хотя бы до конца войны.
– Вэл… – Эрик вдруг почувствовал себя выброшенным на мороз щенком. А он-то на какие-то доли секунды даже решил, что Вэл все простил и хочет возобновить их дружбу. Какое глупое слово – возобновить. Это же не прерванная телетрансляция. Да и какие у Эрика основания надеяться на столь счастливое разрешение всех проблем? Это он нуждался в Вэле так, что все эти десять дней ощущал, будто ему не хватает одной из конечностей и чего-то очень большого в груди. Вряд ли у Вэла была схожая необходимость в таком друге, как он.
– А некоторые индивидуумы – и на более длительный срок. Лет эдак на шестьдесят. Или на семьдесят, при хорошем стечении обстоятельств.
Эрик снова вздрогнул. И снова больно ударился головой об днище «Скорпиуса». И изумленно уставился на Вэла. Тот рассмеялся.
– Вылезай, – повторил он. – Все равно толку от тебя там – как от медведя в посудной лавке. Я его завтра до обеда залатаю.
– У тебя завтра две пары, – глупо заметил Эрик и выполз наконец из-под своего корабля. Вэл усмехнулся.
– Какой у меня заботливый друг. Ну ладно, поделишься конспектами перед экзаменом – и будем в расчете.
Эрик ошарашено вытаращился на него.
– Вэл, ты… Ты что, все это серьезно сейчас?.. Или прикалываешься?
Вэл внимательно посмотрел на него.
– А это уж на твое усмотрение, – чуть жестко заметил он. Эрик в третий раз вздрогнул и, поскольку ударяться было уже не обо что, вперил взгляд в пол. Надо было просто пересилить это чувство вины и протянуть товарищу руку – в знак того, что он бесконечно ценит их дружбу и отношение к ней Вэла. Но выяснилось, что это неимоверно трудно, несмотря на все слова и даже интонации Вэла. Простить себя оказалось сложнее, чем кого-либо другого. И даже понимая, что своим молчанием он еще больше отталкивает Вэла, Эрик все так же продолжал стоять и смотреть на свои ботинки, и ощущать каким-то шестым чувством, как Вэл холодно прищуривается, потом тоже переводит взгляд в пол и…
– Так и знала, что ты здесь! – звонкий Габин голос снял напряжение, как по мановению волшебной палочки, а Габриэлла, коротко кивнув Эрику, посмотрела на Вэла. – Уже поздно. Проводишь меня?
Было совершенно очевидно, что Габи всячески старалась оградить Вэла от продолжения той истории с бойкотом. И похоже, она оказалась абсолютно права. Эрик не сомневался, что Вэл не оценит его колебаний и, скорее всего, решит, что бывший друг не жаждет возвращаться к прежним отношениям. И именно этого он ему точно никогда не простит.
Вэл нежно сжал Габины пальчики.
– Ты еще спрашиваешь?
Габи рассмеялась.
– Я не спрашиваю, я предупреждаю. Если на ночь глядя я заявлюсь домой одна, в следующий раз родители потребуют другого сопровождающего.
Вэл сверкнул глазами и негромко высказал Габриэлле все то, что он думает по поводу другого сопровождающего, и в его голосе совершенно отчетливо проскальзывали собственнические нотки. Вот только к Эрику это уже не имело никакого отношения. Он свой шанс упустил.
– Ладно-ладно, сдаюсь, – улыбнулась Габриэлла, потом взглянула на Эрика и, как тому показалось, что-то поняла. На секунду замешкалась. – Ну, тогда пожмите на прощание руки, а я пойду, рюкзак возьму. Встретимся у тоннеля, – с этими словами она покинула отсек «Скорпиуса».
Вэл проводил ее взглядом, потом посмотрел на Эрика и решительно протянул ему руку. Эрик знал, что только Габриэлла могла вынудить его сделать эту последнюю попытку спасти их дружбу. И Эрик схватился за его руку, как утопающий за соломинку, и долго-долго тряс ее, заставив себя наконец посмотреть Вэлу в глаза. И увидеть, как в них вернулось прежнее выражение – то самое, к которому так привык Эрик: насмешливое, чуть снисходительное и все же теплое и солнечное. И – только для Эрика – доверяющее.
Вэл рассмеялся и встряхнул едва не сломанной порывом Эрика рукой.
– А мне, между прочим, еще Габин рюкзак с учебниками до ее дома нести, – сообщил он. Эрик сам не понял, как решился на это фыркнуть.