Рафаэль все-таки приходит на карнавал. Сначала Эмили его не замечает, потому что занята сценой и хором гиперактивных ангелов, стараясь удержать не только Чарли, но еще и Пэрис, которая хочет улизнуть, чтобы увидеть Андреа. Ночь стала хаотичным буйством громкой музыки, мужчины в средневековых одеждах несут знамена, чудовищные макси и сигнальные огни. Когда процессия завершается, Пэрис и Сиена исчезают, а Эмили берет Чарли и идет купить сэндвич с поркеттой. Она встречает Петру у прилавка, та пьет глинтвейн из пластикового стаканчика.
– Смотри, – говорит она, – это не твой археолог там стоит?
Эмили смотрит.
– Да, – отвечает она. – Как ты узнала?
– Просто он весь в грязи.
Рафаэль и правда весь в грязи. Он в тяжелых ботинках и светоотражающей куртке, похожей на те, что носят дворники в Англии, и, видимо, только пришел с раскопок. Он наблюдает за хвостом процессии со знакомой полуироничной ухмылкой на лице.
– Рафаэль! – Эмили поднимает руку.
– Миссис Робертсон. – Он шагает им навстречу, разгоняя толпу детей в костюмах животных из джунглей.
– Хочу познакомить тебя с моей подругой Петрой.
– Счастлив познакомиться, – серьезно произносит Рафаэль.
– Вы хорошо говорите по-английски.
– К сожалению, я учился в Америке. Эмили считает, что у меня ужасный акцент.
Эмили так удивляется, что он называет ее «Эмили» вместо «миссис Робертсон», что даже подпрыгивает.
– Она жуткий сноб, – соглашается Петра.
– Я не сноб, – пылко протестует Эмили. – Это ты не даешь своим детям смотреть
В этот момент ребенок самой Эмили требует внимания, начиная тянуть ее к грилю с поркеттой. К тому моменту, когда они возвращаются, Петра и Рафаэль увлечены разговором. Эмили выхватывает отдельные слова: «выдающиеся находки» (Рафаэль), «превосходная еда» (Петра). Она рада, что Петра поладила с Рафаэлем (Эмили знает, что в противном случае Петра бы не стала с ним так долго болтать), но начинает чувствовать себя немного лишней. А еще она жутко замерзла. Стоит морозная февральская ночь, а на ней всего лишь белая накидка поверх джинсов и джемпера. Руки, сжимающие сэндвич с поркеттой, уже посинели от холода.
– Вот, – говорит она Петре. – Я принесла тебе один. Они очень вкусные.
– Где мой? – спрашивает Рафаэль.
– Тебе я не взяла, – отвечает Эмили. Рафаэль смеется.
– Какая вы жестокая женщина, миссис Робертсон. – Потом он снимает куртку. – Вот, – говорит Рафаэль. – Ты замерзла. – Он заворачивает Эмили в тяжелую куртку. Она так удивлена и смущена, что теряет дар речи. – Я найду нам чего-нибудь выпить, – произносит он и исчезает в разноцветной толпе.
– Повезло тебе дурехе, – медленно говорит Петра.
Потом они идут к площади, чтобы посмотреть, как средневековые шуты жонглируют огнем. Рафаэль с Чарли на шее болтает с полицейским Тино. Петра разговаривает с Моникой. Они сразу друг другу понравились; забавно, что только сейчас Эмили поняла, как они похожи. Интересно, почему ее больше тянет к язвительной Монике и Петре, чем к добродушной Антонелле? На другой стороне площади она видит Пэрис и Андреа, он ее обнимает, и даже отсюда видно, что Пэрис выглядит счастливой. Антонелла как-то спросила у Эмили, не возражает ли она, что Пэрис встречается с мальчиком на два года старше. «Возражаю? – хотела сказать Эмили. – Да я вне себя от счастья». Но она просто улыбнулась и сказала, что, конечно, не возражает, ведь Андреа такой милый мальчик. Она не думает, что причина перемен в Пэрис – это полностью заслуга Андреа (дело также в Тотти и этрусках), но он чертовски сильно помог.
Пока они смотрят на жонглеров (очень виртуозно, но через какое-то время наскучивает; самим им, конечно, такое не под силу, но не очень-то и хотелось), она слышит, как кто-то зовет ее по имени. Это дон Анджело в русской шляпе, в которой он похож на шпиона. Он окружен, как обычно, восхищенными пожилыми женщинами, среди которых и Олимпия. Эмили подходит к ним.
– Вам нравится карнавал? – спрашивает дон Анджело.
– Очень, – вежливо отвечает Эмили.
– Не такой хороший, как в прошлом году, – говорит одна из женщин.
– Я не была в прошлом году, – отвечает Эмили. А где она была в прошлом году? «Развлекала клиентов Пола, – думает она, – или писала колонку о радостях жизни в тосканской общине».
– Как проходят раскопки? – спрашивает дон Анджело. Несмотря на прошлые возражения, священник, кажется, смирился с ними и как-то раз даже удостоил своим присутствием (разбрызгав святую воду по размытой дороге и помолившись за мертвых, чем очень развлек волонтеров).
– Нормально, я думаю, – говорит Эмили.
– Их уже одобрили? – вкрадчиво спрашивает Олимпия.
– Почти, – вызывающе отвечает Эмили. – Вы можете спросить Рафаэля. Он вон там. С Чарли.
– Бедный ребенок, – бормочет Олимпия.
Оглянувшись, Эмили видит, что Рафаэль разговаривает с Ренато. Она слишком далеко, чтобы разглядеть их лица, но Ренато, кажется, выглядит примирительно: он жестикулирует и разводит руками в извинениях. Что характерно, он одет элегантно, даже официально, в длинное черное пальто и эффектный красный шарф. Рядом с ним Рафаэль выглядит чернорабочим.