— А если задержаться в дороге придется? Попрошайничать будет, пока эу не схватят? — упер кулаки в дородные бока трактирщик.
— Пусть попробуют, — Мари хихикнула, вспомнив хватающегося за горло Луда Крона. — Я их заморожу. Оттают как раз, когда я до места доеду. Я пошутила, дядя Еллу, — добавила она, когда старик погрозил пальцем.
— Пошутила! — шарманщик для пущей убедительности постучал по столу. — Не вздумай применять свои умения. Ни к чему людям знать, что ты стихийница.
— Не буду, дядя Еллу, — юная дочь Зимы примирительно чмокнула старика в небритую щеку и перекинула через плечо сумку, даже без бараньей ноги оказавшуюся тяжелой.
На улице Мари принялась оглядываться — не появится ли на горизонте армеец, гонявшийся за ней по рынку, или черный экипаж. Первого и след простыл. Наверное, озаботился поисками настоящего воришки. Зато карета обнаружилась через два квартала. Неторопливо стучала колесами по мостовой. Рука в черной перчатке вновь приоткрыла штору, чтобы пассажир мог наблюдать за происходящим снаружи.
— Эта карета меня преследует, — шепотом пожаловалась Мари шарманщику.
— Вон та черная? — Еллу испуг Мари позабавил. — Это из-за цвета, воробышек. Гости городовика и местных богачей часто не афишируют, откуда прибыли, ездят без знаков. Не бойся, если карета проехала через главные ворота, значит, с документами у владельца порядок. Может, тебе повстречался не один экипаж, а несколько похожих.
Объяснение не успокоило. Друг на друга могли походить кареты, но не лошади, кучер и перчатки в окошке. Мари почти не слушала, как шарманщик рассказывает о парнях ру, с которыми ей предстояло отправиться в небольшое путешествие. Мысли занимал черный экипаж. Что делать, если он не отстанет и отправится за ней на срединную территорию? Или хуже — противник перестанет шпионить и перейдет в наступление?
Однако вскоре Мари пришлось забыть о таинственной карете. На повестке дня появилась более насущная проблема.
— Вон она — воришка! Хватайте!
Дочь Зимы упустила момент появления на другой стороне улицы армейца с рынка. Он же легко выделил ее из толпы и вознамерился взять реванш за поражение.
— Он ошибается, дядя Еллу, — зашептала Мари растерявшемуся шарманщику. — Я ничего не крала. Придумайте что-нибудь. Скажите, я дорогу спрашивала. Не накликайте на себя беду. И не беспокойтесь обо мне. Я справлюсь.
Она не верила собственным словам, но иного выбора не видела. Главное, чтобы старика не сочли сообщником и не арестовали.
— Спасибо за все, — поблагодарила Мари шарманщика, жалея, что не может обнять на прощание, и кинулась наутек.
— Стоять! — заорал вслед эу, планируя поставить рекорд если не по скорости, то хотя бы по громкости. — Держите! Хватайте!
Стихийница едва не расплакалась от обиды. Почему она такая невезучая? Только-только мелькнул шанс на благополучный исход, но нет, судьбе понадобилось вновь растоптать надежду! Мари не бежала, а почти летела, сбивая с ног зазевавшихся прохожих. Петляла, перепрыгивала через препятствия. Задачу усложняла тяжелая сумка, била по бедру.
— Не уйдешь!
Из-за поворота выскочили еще пятеро парней в бирюзовой форме. Но у Мари открылось второе дыхание. Под звук дружного топота за спиной она припустилась быстрее, не решаясь бросить тяжелую сумку с провизией.
— Ту, остановись немедленно! Хуже будет! — неслось вслед.
Но стихийница отчаянно боролась за свободу и не понимала, отчего ее называют «ту». Она напрочь позабыла об оранжевом браслете на запястье.
Препятствие, прекратившее погоню, появилось на пути внезапно. Из-за угла серого трехэтажного дома вывернул толстый, как бегемот, армеец. Мари не хватило времени затормозить. Она с размаху врезалась в круглый живот, тяжело вздымающийся под мундиром. Эу сдавленно крякнул и с грохотом завалился набок. Мари тоже не устояла и плюхнулась сверху под стон толстяка. Досталось ему не от девичьей фигурки, а от тяжелой дорожной сумки, хлопнувшей по филейной части грузного туловища.
Мари вскочила и успела сделать полноценный шаг, но грузный мужчина оказался проворнее. С неожиданной ловкостью вцепился в лодыжку и дернул ногу назад. Сориентироваться не хватило времени. Мари шлепнулась на живот, больно провезя ладонями о булыжники. Сверху на нее навалились подоспевшие коллеги толстяка и принялись выворачивать руки, крича и отталкивая друг другу. Каждому не терпелось присвоить лавры поимки юной преступницы.
— А ну, молодежь, расступись! — проквакал толстяк, требуя признать его заслугу главной. Дважды повторять не пришлось. Мари почувствовала, как хватка ослабла.
— Простите, эу Доввин, — промямлил кто-то.
Мари вздрогнула. Фамилия показалась смутно знакомой. Она внимательно пригляделась к армейцу и едва сдержала изумленный возглас. Армеец постарел за девять лет, появились морщины, брови из черных превратились в седые. Но это лицо дочь Зимы не забыла бы никогда. Лицо человека, напугавшего ее до смерти и толкнувшего на первое проявление погодного дара.
Гарт Доввин тоже напрягся, разглядывая Мари. Почесал лысый затылок, но не сообразил, где мог ее видеть.
— Имя?! — армеец приблизился вплотную.