Знал бы Доввин, как далек его «устрашающий» вид от опасных сыновей Зимы, с которыми Мари приходилось общаться в последнее время!
— Не хочешь говорить? — правильно истолковал эу молчание пленницы. — Отлично! Пойдешь в тюрьму. Ее стены делают воришек разговорчивыми.
Протест в душе Мари не созревал постепенно, как сочный плод на высокой яблоне. Он обрушился безжалостной лавиной. Никакой тюрьмы! Срединная территория и ничего больше! Неважно, что придется для этого сделать!
Предупреждение Еллу потеряло значимость. Не вышло выбраться по-хорошему, ну и пусть! Наглые людишки, презрительно хихикающие, радуясь ее поражению, сейчас узнают, каково связываться с высшей дочерью Зимы! Узор получился сам собой, даже стараться не пришлось. Пояс Стихий способствовал успеху. Из одной руки вылетела вьюга в лицо толстяку, из другой — ледяной смерч, направленный поверх голов остальных армейцев.
— В чем дело, Доввин? — издевательским тоном поинтересовалась Мари, видя, как пятится перепуганный эу, и разбегаются его коллеги. — Ты хотел узнать мое имя?! Меня зовут Мари! Мари Ситэрра! Зу Ситэрра! Теперь вспомнил, мерзавец? Куда же ты? Давай поиграем, я только разминаться начала! — каждое слово стихийница сопровождала очередной порцией мокрого снега в ошалевшую физиономию армейца. — Ты боишься? Отчего же? Тебе же не страшно издеваться над шу и их детьми! Чего же теперь испугался? Противник не по зубам?!
Мари потеряла контроль и могла бы превратить Доввина в ледяную статую. Наверняка, этим бы и закончилась показательная порка, если б зад пятящегося армейца не встретился с телегой. От неожиданности эу подпрыгнул и завалился внутрь. Телега дернулась. Лошадь, издав бодрое ржание, резвой трусцой ринулась прочь, увозя грохочущее транспортное средство, в котором барахтался поверженный эу.
Мари проводила толстяка мстительным взглядом и подхватила с булыжников дорожную сумку. Следовало спешить. Неприятели в бирюзовой форме разбежались, однако таинственный враг в черной карете притаился неподалеку. Не ровен час, нападет. Размышляя, как в лабиринте улочек отыскать трактир Пьетри, Мари завернула за угол и остановилась, как вкопанная.
— Далеко собралась, Ситэрра? Не пешком ли до дома? — ядовито поинтересовался Рофус Сильвана, вылезая из кареты.
Нет, не из черной, а обычной синей, со знаком Орэна на дверце — колосом и кукурузой, выращиваемыми на здешних полях. Рядом с высокопоставленным стихийником Зимы стояли четверо армейцев, прибывших вместе с ним.
— Что за балаган ты устроила? Королева Северина тебя в порошок сотрет, когда узнает. Чего застыла, Ситэрра? Живо в карету!
Глядя на перекошенную, раскрасневшуюся физиономию Рофуса, Мари четко осознала, что скорее умрет, нежели выполнит указание.
«
Мари сплела новый узор. Она ждала, что Рофус ответит или предвосхитит удар. Но единственное, что он сделал — прикрыл лицо ладонью от хлесткого снега.
— Ты! — закричала Мари, лишившись последних сомнений. — Ты! Ты! Негодяй! — она шла на стихийника без дара, пока новая партия эу резво уносила прочь ноги. — Я уничтожу тебя! — снежные вихри вылетали из рук один злее другого. — Вирту не сделала тебе ничего плохого! Трус! Ничтожество!
Рофус, и впрямь, выглядел ничтожным. Упал на четвереньки и ничего — абсолютно ничего — не мог противопоставить чужому погодному дару.
— Прекрати! — приказал он, задыхаясь.
— Мерзавец! — не унималась Мари. — Каким же грозным ты любишь притворяться, когда чувствуешь чужой страх. Но ты сам боишься! Трус! Трус!
Глаза застлала пелена слез.
Великое небо! И это ее корни? Родословная? Часть ее самой?
Стараясь не разрыдаться, Мари прекратила снежную атаку и пошла прочь — сначала медленно, потом все ускоряясь и ускоряясь. Перешла на бег. Обессиленные ноги грозились в любой момент подкоситься от неимоверной усталости. Но она бежала, не задаваясь вопросом, куда направляется и зачем. Бежала. Бежала. Пока кто-то не подставил ловкую подножку.
Перед глазами мелькнула колесо кареты. Черной кареты!
Мари вскочила и наслала на обидчика — седого кучера, закутанного в черный плащ, столп колючих снежинок. Приготовилась наградить его чем-то существеннее, но кто-то подкрался сзади и обхватил запястья, нажав на особые точки, парализующие руки стихийников. Леденея от ужаса, дочь Зимы почувствовала на коже ткань перчаток.
— Прекрати артачиться, Мари Ситэрра. Хватит на сегодня представлений, — вкрадчиво прошептал в ухо глубокий женский голос. — Я сказала, спокойно! — неприятельница сильнее вдавила пальцы в живую плоть. — Не вырывайся. Я отпущу тебя, если пообещаешь вести себя, как приличная зу. Ну!
— Обещаю, — простонала Мари, задыхаясь от резкой боли.