— А я себя боюсь, — прошептала Мари, прислушиваясь к сердцу. Показалось, оно замедляется. Лишь в голове упрямо стучало: «
Почудилось, что-то белое пролетело перед глазами. Снежинки? Нет, еще одна галлюцинация, предшествующая забытью. Как пушистый хвост, который Мари недавно ловила. Но как похоже на снежные хлопья! Кружатся, будто настоящие. Падают прямо с неба. Жаль, не взаправду.
— Ситэрра! — завопил Ян, разжимая задеревеневшие пальцы. — Получилось, Ситэрра! Смотри, снег идет! Высоко! Над лесом!
— Снег… — Мари пошатнулась. Ян попытался ее подхватить, но не удержал замерзшими руками. — Ненастоящий… — в глазах потемнело, и уже не один мальчик уверял в несколько голосов, что нельзя терять сознание, а три или четыре.
Мари хотела попросить его перестать шуметь, но не сумела пошевелить языком. К чему? Это галлюцинация. Все бред — и снег, и признания. Не было ничего. Они с Яном разбились о дно рва. Целую вечность назад…
Боль то уходила, то возвращалась снова. Всегда разная. Она впивалась в безвольное тело иглами льда, беспощадно пытала нежную кожу огнем, рвала на части внутренности, не давая Мари ни плакать, ни дышать. Каждая попытка открыть глаза приводила к новому болевому взрыву — голову жгли раскаленным железом изнутри. Лишь изредка до измученного рассудка долетали обрывки фраз, принося новую порцию отчаянья.
— Без шансов, — тихо говорила у изголовья Роксэль Норлок, когда Мари бил озноб и никто в мире не мог снять с нее снежного покрывала. — Слишком много силы ушло.
— Очень жаль, — сокрушался голос Грэма Иллары несколько тысяч часов спустя, пока она лежала на горячем песке и не могла пошевелиться.
Временами Мари все же удавалось заплакать. В странной тишине она слышала, как слезинки, сбежав по щекам, подают на простыни. Тогда откликался еще один голос, принадлежащий незнакомой женщине. Мягкий. Вкрадчивый.
— Потерпи, милая, — шептал он ласково. — Нужно выстоять, дочь Зимы. Еще немного, и все будет хорошо.
Но остальные думали иначе. Например, советница Майя, рассуждения которой Мари услышала однажды сквозь пелену забытья.
— Нужно это прекратить, дорогая, — скорбно говорила она той, другой женщине. — Здесь твой дар бессилен. Ты продлеваешь агонию. Отпусти девочку.
— Она не хочет сдаваться. Я чувствую: ее воля к жизни сильна.
— Этого мало.
— Я не хочу умирать, — Мари понадобилось неимоверное усилие, чтобы это произнести, точнее, промычать. Четыре слова отдались болью глубоко внутри.
Спорщицы ахнули в унисон. Они не подозревали, что юная стихийница слышит разговор.
— Нет-нет, ты не умрешь, — зашептала незнакомка и поцеловала Мари в лоб. — Я обещаю, ты поправишься.
Советница Майя издала тяжелый вздох. Она не одобряла обещаний, которые считала беспочвенными.
Вопреки всеобщему унынию, таинственной женщине удалось вырвать дочь Зимы из лап смерти. Медленно, проиграв не один бой с болезнью. Когда Мари, наконец, пришла в себя, оказалось, что с памятного «сражения» с отшельником прошло больше трех недель. Июль закончился, уступив место августу, успевшему перевалить за половину. На срединной территории вовсю готовились к празднику Лета, отмечавшемуся в третьей декаде последнего жаркого месяца.
— Защитница нашлась! — ворчала Далила, силясь скрыть подступающие слезы облегчения. Ее подрядили к участию в подготовке праздника, но она не торопилась выполнять указания, большую часть дня проводила у постели подруги. — Надо было бросить наглеца. Поплатился бы за пакости! И поделом!
— Не говори так, — испугался Ной, превративший на радостях комнату, отведенную Мари в местной больничке, в оранжерею. — Мы сами в Академии столько глупостей творили и никогда не думали о последствиях.
Далила в кое-то веке смолчала. Возразить было нечего.
От друзей Мари узнала, что снегопад, созданный общими усилиями с Яном, первым заметил Грэм Иллара. Учитель в тот день все-таки явился на занятия и к появлению незапланированных в сезоне осадков успел рассвирепеть, как бык, разыскивая сбежавших учеников. Грэм сообразил, что дело неладно, крикнул нескольких рослых парней и вместе с ними на лошадях добрался до дома отшельника. Жертвы старика обнаружили на дне оврага без сознания. Учитель лично спустился вниз по наколдованной ледяной лестнице. Первым на поверхность подняли Яна, хотя его жизнь не была в серьезной опасности. Истратившей силы Мари пришлось хуже.
— Кто меня лечил? — спросила стихийница, с грустью отмечая в уме, что учитель предпочел спасать любимчика.
— Местный лекарь — лу Тоби, — отозвалась Далила, гадая о чем-то на ромашке, выдернутой из самого большого букета. — Он на советников лет тридцать работает.
— А женщина?
— Какая женщина? — лепестки падали и падали на пол.
— Которая меня лечила, — с легким раздражением пояснила Мари.
Далила и Ной удивленно переглянулись.