Ян сначала решил, что Мари сошла с ума. Дочь Зимы и сама не поверила бы, озвучь предложение кто-то другой.
— Какая разница, рехнулась я или нет?! — ругалась она, чуть не плача от холода, пробравшегося внутрь костей. — Если ничего не выйдет, сможешь позлорадствовать! А пока делай, что говорю! Давай руки!
Ладони Яна оказались теплее ее собственных. Но пришлось приложить усилие, чтобы удержать их — обоих пленников рва била крупная дрожь.
— Нужно рассказывать о страхах? — мальчишка горестно хмыкнул, и губы выпустили новые клубы пара.
— Да! Начинай! — приказала Мари, судорожно соображая, что сказать, когда настанет ее черед. Для успеха говорить следовало правду.
— Ну… — Ян шмыгнул замерзшим носом. — Смерти боюсь.
— Не то! — прошипела Мари, завидуя. Своего носа она не чувствовала и шевелить им не могла. — Смерти все боятся. Нужно что-то особенное. Свое.
— Тогда начинай ты! — панически потребовал мальчишка. — Это твоя затея!
— Ладно. Боюсь… — она представила нож со снежинкой на рукояти, торчащий из портрета Хлады на лестнице Зимнего Дворца. — Боюсь убийцы Королевы. Он меня преследует. Или… — стихийница неестественно засмеялась, — не боюсь? Теперь он до меня не доберется, отшельник выполнил его работу. Говори ты. Мне надо подумать.
— Боюсь… — Ян откашлялся и затараторил. — Боюсь, отец женится на ву Колни — нашей соседке. Зачастила к нам. То с картошкой пирог принесет, то с яблоками. Глаза подводит! Отец ее за стол сажает, болтает до ночи. Меня этим Летом из школы не забрал. Зуб даю, свадьбу готовят!
— Боюсь, — Мари не знала, что именно должна почувствовать, заимствуя силу Яна, и просто сосредоточилась на мысли о ней. — Боюсь узнать, кто мой отец. Узнать окончательно, — добавила она тихо.
Вопреки полученным доказательствам, разум отказывался верить в родство с Рофусом.
— Ты не знаешь, кто твой отец? — переспросил Ян удивленно.
— Моя мать — человек. Шу, — пояснила Мари. — Она умерла, когда мне было пять лет. Большую часть жизни я провела в Академии Стихий. Оставалась там даже в каникулы. У мамы не было родственников. Отца я не знала. Но он точно стихийник Зимы. Не из слабых. Но все кандидаты мерзавцы…
Мари поймала себя на мысли, что рассказывает сокровенное мальчишке, которого несколько часов назад поколотила бы, посмей он задать вопрос о семье.
— Моя мама принадлежала Зиме, — Ян отвел взгляд. — Она умерла шесть лет назад. Мама меня любила больше, чем отец. Он — сын Весны. Если мы отсюда не выберемся, у него гора с плеч упадет. Не нужно будет изображать заботу, — мальчишка быстро заморгал, чтобы сдержать навернувшиеся слезы. — Твоя очередь.
— Я не была в Весеннем Дворце, — зачастила Мари, боясь, что язык замерзнет. — Не могу судить о его жителях, но в Зимнем одни негодяи. Думают только о себе. О выгоде для клана. Они бесчувственные, безжалостные. Замороженные! Я не хочу туда возвращаться. Боюсь стать похожей на них. Вдруг сама не замечу, как начну меняться. Продолжай!
— Прозвучит нелепо, но я… — Ян стиснул зубы, собираясь с силами для признания в очередном страхе. — Боюсь выглядеть глупо. Но фоне других я сильный стихийник. В школе приходится изображать героя, поддерживать статус заводилы. Ты побила меня при первой встрече. Я должен был взять реванш, иначе б Осенью надо мной вся школа потешалась.
— Боюсь паучиху, — открывать рот становилось труднее, как и стоять на ногах. — Королеву-мать. Я для нее — игрушка. Вроде белой болонки у ног. Одно слово Северины, и конец. Никто не заступится. Не придет на помощь. Потому что я — безродная сирота… — голос задрожал от невыплаканных слез, но она взяла себя в руки и потребовала:
— Дальше!
— Мне твердят, что я особенный, — Ян говорил медленнее, взгляд затуманился. — У меня, видите ли, есть предназначение и долг.
— Кто твердит? — на миг Мари забыла о потерявших чувствительность ногах.
Ян Дондрэ — особенный?!
— Зу Иллара и зу Норлок, — мальчишка нахохлился. — Они решили, у меня особенная сила, и я должен следовать наставлениям. Ругаются, что плохо стараюсь. Зу Норлок ругается, однажды слабаком назвала. Учитель ничего не говорит, но я по глазам вижу, что недоволен. А я не чувствую себя особенным, не понимаю, чего они привязались!