«
Она делает вдох, собираясь перебить меня, но я качаю головой, и она лишь судорожно глотает. А я продолжаю:
– «
Я внимательно наблюдаю за ней. Она облизывает губы. У нее пересохло во рту. Она ждет, когда я объясню, чего хочу, но я помню: молчание – это власть. Помню, как она пользовалась им, вынуждая людей, в том числе и меня, заполнять паузы хоть чем-нибудь, нести чушь, выставлять себя на посмешище, в то время как сама сидела и наблюдала. И я молчу, только меряю ее взглядом, как делала она, когда увидела впервые сегодня утром. Если она еще и не напугана, то, по крайней мере, уже выбита из колеи.
Мы обе слушаем, как тикают часы, отсчитывая секунды и минуты молчания. Она оборачивается, чтобы узнать время. И тогда я вижу его. Страх. Однажды я с ним уже сталкивалась, но не с таким, как сейчас. Интересно, если подойти к ней и наклониться, удастся ли мне уловить тот же едкий и кислый оттенок запаха, какой мне уже случалось ощущать раньше?
Наверное, она испугалась, что я поступлю с ней так же, как с циферблатом часов, который я скрыла из виду, замотав липкой лентой. Очень может быть, мысленно отзываюсь я.
– Должно быть, сейчас около половины одиннадцатого, – говорю я. – Если судить по тому, как лежат тени в комнате, но, с другой стороны, сегодня пасмурно, так что или половина одиннадцатого, или что-нибудь вроде того. Не имеет значения. Время. Надо сбросить цепи его рабства. Как сделала я. Я больше не ношу часы. И сразу почувствовала себя свободной. Но у вас, конечно, все иначе. Вам никогда не приходилось по-настоящему беспокоиться о времени. Я всегда следила, чтобы вам его хватало с избытком.
Боится ли она сейчас, что ее время истекает? Я улыбаюсь, подхожу к ней и протягиваю руку.
– А это я лучше заберу. Сами знаете, как небрежно вы с ними обращаетесь.
Помедлив всего мгновение, она отдает мне мобильник. Она думала, я не видела, как она своими элегантными пальцами пыталась включить его в кармане, позвать на помощь. Проверяю мобильник: ничего у нее не вышло, пальцы оказались недостаточно ловкими. Я меняю пароль. Теперь телефон для нее бесполезен.
– Итак, что насчет кофе? – спрашиваю я.
– Как вы сюда попали?
Меня вновь поражает ее тон – высокомерный, негодующий. Недальновидный. Пропустив ее вопрос мимо ушей, я кладу мобильный к себе в карман.
– Я отменила ваш деловой обед и настроила на вашей электронной почте автоответчик с сообщением «отсутствует в офисе». Известила, кого следовало, что мы позвоним позже на неделе, чтобы заново назначить встречи. Давайте выпьем кофе в кухне. Там теплее.
Я замечаю, как она опирается на обе руки, чтобы подняться со стула. Да, ее руки дрожат.
– Где Маргарет? – снова спрашивает она, и я задумываюсь, зачем: то ли беспокоится за экономку, то ли боится за себя. Второе – вне всяких сомнений.
– Думаю, она дома. Мы поговорили вчера вечером. Она так обрадовалась, узнав, что я возвращаюсь. Вы же знаете, она терпеть не может что-либо менять. Честно говоря, временную помощницу она считала рохлей, потому и была счастлива услышать, что мой «длинный отпуск» подошел к концу. Только после вас. – Я следую за ней к двери и пропускаю вперед.
Я иду за ней на кухню, оглядываясь по сторонам. За время моего отсутствия в доме, похоже, ничто не изменилось. Мы проходим через застекленную террасу, и я вспоминаю, как мы с Дэйвом обедали здесь, глядя в сад.
– Вы знали, что Дэйв попал в больницу? – спрашиваю я.
Она поворачивает голову, и я вижу знакомый изгиб ее скулы.
– Конечно.
– Это все из-за суда. От необходимости лгать в суде ради вас.