Секретарь

— Сегре та-арьо, — проговорила она, растягивая звук «а». — Это переводится как «вторая душа». Изначально. А потом у таких, как Солье, это выражение приобрело буквальный смысл. Секретари — это те, кто умирают за своего господина. И одновременно выступают хранителями излишков ца. Вьючные ослики, которых при опасности ничего не стоит спихнуть в пропасть. Невелика потеря.

— Это неправда, — тихо сказал Лёшка.

— Правда, — сказала Гейне-Александра. — Спроси его сам.

— И спрошу!

Девушка сделала льдисто-голубой жест в сторону двери.

— Попробуй.

— Да без проблем.

Лёшка шагнул под свет лампы и дёрнул дверную ручку. Впустую клацнула «собачка» замка. Заперто.

— Кортоз! Эй! — крикнул Лёшка.

Он надавил на дверь плечом, но с тем же успехом можно было попытаться сдвинуть весь особняк. Дверь стояла железобетонно.

— Иахим! Эран!

— Они не ответят, — сказала из угла Гейне-Александра.

— Почему? — обернулся Лёшка.

— Потому что их здесь уже нет.

Глава 11

Когда-то давно, лет двадцать пять назад (ох, деньки, деньки), Дмитрия Дмитриевича Лобарева звали не иначе, как Лбом.

Эх, легкие восьмидесятые, святые девяностые! Жизнь тогда была донельзя простой и яркой. После армии, помыкавшись по каким-то мутным шарашкам, магазинчикам и автослесарным мастерским, попробовав даже профессию раскройщика на тогда ещё живой «швейке», носившей название «Швейная фабрика имени Ленина», он понял, что всё существо его испытывает отвращение к работе, где ты пашешь, как папа Карло, а получаешь с гулькин нос. К тому же цены тогда прыгали — будь здоров, щуриться не забывай, с утра — одни, к вечеру — другие.

Нет, он не Буратино! Вокруг и так целая страна деревянных человечков. Пора, пора становиться хозяином своей жизни!

С подачи Лёхи-Маренги (покойника, правда, уже) Лба взяли в бойцы к Жёлудю. Под Жёлудем тогда было два района, и один район он ставил под свою руку ещё, но там на территорию так же претендовал Дикий, и она считалась спорной. Поэтому распорядок дня у принятого в бойцы и наречённого, разумеется, Лбом новичка состоял в патрулировании района от улицы Светлой до улицы Зелёной с бесплатным обедом в кафе «Шипка» и бесплатным ужином там же. Патрулировал он, конечно, не один, а с тем же Лёхой-Маренгой и парнем, погоняло которого уже вылетело у Дмитрия Дмитриевича из головы. Шут его знает, то ли Весло, то ли Ведро. А может и ни то, ни другое.

Идёшь так, шелухой от семечек поплёвываешь, головой вертишь.

А как иначе? Спорный район, а ты в нем вроде как представитель одной из сторон. На девчонок-школьниц заглядываешься, кому-то свистишь, у кого-то, скалясь, просишь телефончик, всех особей женского рода с семнадцати до тридцати пяти мысленно раздеваешь, оценивая ноги и задницу. Разговоры тоже об этом. Ведро или Весло, кстати, любил, как самый опытный из них троих в отношениях с женщинами, делиться историями, кого, как и где он оприходовал. Просто азбуку жизни перед Лбом раскрывал, у которого до армии никого не было, а после случились две необязательных связи в разных городках.

Серёжа кашлянул, качнулся, и Дмитрий Дмитриевич понял, что куда-то далеко уплыл в своих воспоминаниях. Он думал о другом. О том, как все просто было в жизни, и как с возрастом она становится сложнее, многограннее, часто требуя нетривиальных ответов на, казалось бы, простые вопросы. М-да.

Дмитрий Дмитриевич ещё раз запустил запись.

— Это с видеорегистратора, Серёжа? — спросил он, щурясь на зернистое изображение.

— Да, Дим Димыч.

— Угу. Говно у тебя видеорегистратор.

На записи были видны кусты, дрянная сетка, ограничивающая площадку, и остатки кирпичной стены за ней. Кусты здорово перекрывали обзор. Трое мальчишек сначала стояли там, дурашливо попинывая песок под ногами, а затем один из них ушёл в стену. То есть, именно взял и ушёл. По-будничному, без эффектов, как будто к себе домой.

— Стена сплошная, Серёжа? — спросил Дим Димыч.

— Кирпичная.

Задержав видео на паузе, Дим Димыч оторвал взгляд от экрана.

— Серёжа, я не спрашивал у тебя, из какого нахрен материала сделана стена, — с неудовольствием произнёс он.

На его мясистом, ухоженном лице белесым штришком проступил давний шрам.

— Я понял, Дмитрий Дмитриевич, — подтянулся Серёжа, — стена сплошная. То есть, с выбоинами, но человеку, даже мальчишке, сквозь неё не пролезть.

— А что я видел только что?

Серёжа замялся.

— П… проникновение.

Ему было под сорок, но перед боссом он чувствовал себя зелёным мальчишкой, соплёй. Возможно, и уменьшительно-ласкательное «Серёжа» играло здесь не последнюю роль.

— Проникновение, — Дмитрий Дмитриевич кивнул, словно ему понравилось слово. — А почему не телепортация?

— Пока так, проникновение.

Собеседник снова уткнулся в монитор. Второй эпизод, когда один из мальчишек, нет, пожалуй, один из великовозрастных оболтусов, таких же, как его Игорёк, проходил сквозь стену, был виден лучше. Дим Димыч даже укрупнил и запустил его покадрово. Монтаж или не монтаж, но парень действительно возникал из воздуха на фоне выщербленных кирпичей. Нет, нет, нет, хлоп! — проявился. Ни вспышки, ни марева.

— Кто он? — спросил Дим Димыч.