— А у меня не было друзей, — глухо сказала она. — Были только подчиненные. И няньки. Мой отец… он меня любил, конечно, но считал, что я с детства должна быть готова взять на себя правление Крисдольмом. Наверное, что-то предчувствовал. С тех пор, как мне исполнилось семь, он брал меня на каждое заседание Высокой комиссии и Совета кошалей. Моё мнение шло после мнения отца, а тремули и эскольды даже распространяли специальные детские гефанты. А друзей, подруг…
Гейне-Александра качнула головой.
— Зато люди были готовы умереть за тебя, — сказал Лёшка.
— Да, это так. И это было очень больно, потому что они умирали напрасно. А ты, Алексей, готов умереть?
Лёшка вздрогнул.
— Сейчас?
— Скоро.
— Это обязательно?
Гейне-Александра во тьме пожала плечами — прозрачные складки платья и ворот обозначились легким льдистым сиянием.
— Важно ведь знать, ради чего.
— За Ке-Омм? — спросил Лёшка.
— Каждый определяет сам. И в этом, бывает, состоит единственная возможность не умереть, а выжить, — глаза Гейне-Александры сверкнули. — Солье разве не говорил?
— Да, когда обучал меня.
— Обучал? — в голосе девушки появились насмешливые нотки. — Этот идиот успел потратиться ещё и на тебя?
Лёшка прищурился.
— Вы же не Гейне-Александра?
— Через неё с тобой говорит новый король Крисдольма Эфенир Хесе! — чужим голосом вдруг произнесла девушка. — Избранник Шикуака! Тебе стоит преклонить колени, заморыш!
Лёшка отступил к двери.
— Извините.
— Стой! — рявкнула Гейне-Александра, одеваясь розоватым свечением.
Лёшка задёргал ручку.
— Куда? — Девушка шагнула к нему по воздуху, широко, словно для объятий, раскинув руки.
Мигнула и погасла лампа. Качнулся пол под ногами. Зыбкий, призрачный сумрак затопил бывшую раздевалку, и в этом сумраке тонкие, словно электрические, опасные зигзаги заскользили в сторону секретаря.
— Нет!
Честно говоря, Лёшка и сам не понял, как оказался снаружи. Взял — и оказался. А потом, мимоходом переступив через «блины», на которых недавно сидел Аршахшар, и уцепившись за висящую «грушу», расхохотался. Заперли! Кто ж так запирает с его-то умениями? Его просто переклинило слегка, и он забыл, что может ходить сквозь стены. От испуга сработал на полном автомате. Даже золотистой кромки не увидел.
Фу-фу-фу-у!
Выдохнув, Лёшка разогнулся и посмотрел на дверь. Она была закрыта. Никто не ломился изнутри и в исступлении не клацал дверной ручкой. Правда, проверять, находится ли всё ещё там Гейне-Александра, не было никакого желания. Если не может выйти, то и ладно. Оглядываясь, Лёшка через зал поспешил к лестнице, но, схватившись за перила, замер.
А Мёленбек знал, что он может — через дверь?
Ведь знал. Глупо думать, что не знал. Значит, рассчитывал, что Лёшка, если что, удерёт от опасного соседства. Это раз. Потом… Гейне-Александра сама проговорилась, что Лёшка помещён к ней не просто так. Возможно, Мёленбек использовал его как буфер, как нечто, способное помешать тем, кто хотел через принцессу разгадать его планы.
И теперь не ясно, куда и насколько готовыми Мёленбек с командой отсюда отправились. Да. Это два. Лёшка медленно спустился на первый этаж. Кажется, мыслить получалось разумно. Теперь третье — откровенно ли общалась с ним Гейне-Александра? И говорила ли она, а не тот же Эфенир Хесе через неё? Если в нём хотели посеять зёрна сомнения, то да, в какой-то мере, это удалось. И «сегре-тарьо» похоже на правду. Но в остальном?
Лёшка выглянул в коридор, потом обошёл его по кругу, по периметру обеденного зала, постукивая ладонью в стены. Желтела прихожая, козлы были убраны, возможно, вынесены во двор. Вешалки были пусты. На линолеуме темнели редкие отпечатки и, пожалуй, один — от гигантского сапога Мальгрува. Больше никаких следов пребывания в особняке пришельцев из Ке-Омма не имелось. Кабинет Мёленбека был заперт, но, понятно, дверь не могла служить для Лёшки преградой. Он проник сквозь неё, постоял перед столом, с которого исчезли фигурки, бумаги и свитки. В ящиках стола нашлась только кипа каких-то старых расчетов, больше ничего. В остальных комнатах царили запустение, начатый и не законченный ремонт, висели провода, за пыльными окнами едва-едва проглядывал забор.
Никого.
И никому ничего не докажешь. Как там, были демоны, но самоликвидировались… Лёшке стало горько. Вот как так? Сначала отчитали, потом посадили под арест и исчезли. Не объяснили ничего. Даже не намекнули, что делать дальше. И Гейне-Александра — что с ней-то? Вот кому-то сюрприз будет.
Оставленный напоследок обеденный зал встретил Лёшку сверкающей чистотой. Влажно поблескивал пол, отражали свет стеклянные дверцы кухонных шкафчиков, за дверцами пряталась чистая посуда.
На одну половину общего стола были закинуты перевернутые вверх ножками стулья, на другой половине стола, придавленные хельманне, изъятыми из Лёшкиной комнаты, белели листки бумаги.
Прощальное письмо?