Секретарь

Лёшка механически собрал хельманне и сложил в задний карман джинсов. Игральную кость Аршахшара, резную пластинку с пояса Штессана, зеленоватую монету-серьгу из уха Мальгрува. Подумав, брошь Гейне-Александры мешать с ними не стал и переместил её в другой карман. Потом снял один из стульев, сел и подтянул листки бумаги к себе.

«Алексей!» — гласила первая строчка.

Мёленбек, видимо, писал или через кристалл, или ещё каким колдовским способом. Буквы слегка светились. Почерк был витиеватый, но удобный, читаемый. Так, пожалуй, писали в старину, подумалось Лёшке.

«Алексей!

Что бы тебе не рассказала Гейне-Александра или тот, кто говорил её голосом, знай: я старался, как мог. И оберегал тебя.

А теперь — правда.

С помощью хельманне действительно можно вытащить человека из ойме, из другого слоя, будто выуживая рыбу из пруда. Вещи, долго находившиеся в пользовании, хранят крупицы ца своих хозяев. Это правда. Но другая правда состоит в том, что извлечь отражение живого человека редко удаётся даже таким цайс-мастерам, как я или Итерварр. Поэтому те, кого ты вытаскивал из Ке-Омма, какое-то время были уже мертвы. И правда также в том, что теперь это не совсем люди. Нет, они живые, они дышат, радуются, злятся, только знают, что однажды они уже умерли. Это как двойники и… В общем, у них много ограничений.

А ещё правда в том, что их вытаскивал не ты, а я. Тебе только казалось, что ты самостоятелен в своём владении ца. Но это было не так. Ты был мой запас, моё хранилище, и это, при всех сопутствующих приобретениях, было твоим основным назначением. Жестоко? Прости. Но, наверное, ты поймёшь, что нельзя кому-то доверить своё хранилище без того, чтобы за ним не приглядывать. Хотя бы вполглаза. Поэтому я лишь позволял тебе, Алексей, чувствовать относительную свободу в выборе места и времени извлечения человека с помощью хельманне. И не врал в том, что чем дальше это происходит от особняка, тем безопасней. А также позволял тебе небольшие шалости с хождением за слой и обратно.

Задумайся, разве ты сам вызывал ойме? Разве контакты с хельманне не происходили спонтанно? Слушалось ли тебя ца так, как ты этого хотел? А после ответь себе, играл ли ты в этом решающую роль.

Ты — умный парень, Алексей. Это тоже правда. Но недостаточно умный.

Да, правда в том, что ты — парень без особых способностей, ты подошёл мне именно как хранилище, и я воспользовался тобой. И ты не найдёшь того объявления в газете, что ты прочитал. В большинстве своём твои умения — фикция, прости. Ты не видел сути Фраги и Итерварра, не нырял сквозь стены и в одиночку не справился ни с одним испыта…»

Текст вдруг расплылся перед Лёшкой.

Вот как так? — подумал он, вытерев глаза ребром ладони. Почему, гадство? За что? Кисть сделалась влажной. Сука, до слёз довели. Лёшка всхлипнул, сомкнул зубы на большом пальце. Значит, всё было понарошку? Так, сказочку красивую рассказали, поизображали из себя благородных мечников, ты сквир, Алексей, ты почти панцир, Алексей…

Обида горечью проросла изнутри.

Ещё учить пытались! А он тоже, лошок, уши развесил. Придурок. Ах-ах, «якорь»! Ах-ах, болевая стяжка! Чудеса! Ещё чуть-чуть и я тоже… Сволочи.

Лёшка хотел было смять и выкинуть письмо, но заметил, что прочитал едва ли половину. И на втором листе ещё было. Хотя что там читать? Как Мёленбек распинается про своё умение и его доверчивость?

Губы задрожали, звук, который из них вырвался, походил, наверное, на какой-то животный смех. Или стон? Слёзы опять подступили к глазам.

— Ненавижу-у!

Нет, не стоит. Лёшка сжал зубы и заставил взгляд проясниться. Ничего. Посмотрим, что там дальше.

«…нием. Но всё же две вещи меня по-настоящему удивили. Из ойме, изображая рудокопа, ты вылез тогда сам. Это меня впечатлило, потому что я не планировал настолько глубокое погружение, близкое к боевому порогу цога. И хъёлингу, подкинутому в особняк Гимуром, ты размолотил пасть тоже сам. Как ты помнишь, я тогда специально остановил в дверях Штессана с Мальгрувом.

Но такое бывает. Секретари, переполненные чужим ца, порой умудряются что-то творить с не своим запасом по своему усмотрению. Так что это опять же не является чем-то в нашем случае исключительным.

А теперь серьёзно. Если я верно рассчитал, и ты, Алексей читаешь это письмо по времени где-то в двенадцать десять или двенадцать двадцать, то у тебя осталось всего лишь полчаса. Для чего? — спросишь ты. Я отвечу.

Правда в том, что я не знал, что брошь — это хельлёйде. Предполагал, но не знал наверняка. Надеюсь, ты не будешь утверждать, что сам её выбрал? Ты… я вытащил Гейне-Александру тогда, когда был готов к Замку-на-Краю. Дело в том, что любая манипуляция с ца живого человека оставляет чёткий след манипулятора, и с того момента, как изъял образ Гейне-Александры, я, в сущности, открыл Шикуаку дорогу в особняк.

Тебе, Алексей, надо ждать цогов и хъёлингов…»

Лёшка вздрогнул. Цоги и хъёлинги здесь?

Ему почудилось, что наверху, в зале, что-то стукнуло, и он с минуту, покрывшись мурашками, вслушивался, пытался уловить новые тревожные звуки.

Второй лист начинался с «Они придут».

«Они придут.