Секретарь

— Сазонов Алексей. Школьник. Окончил восьмой класс.

— А дружки его — тоже… проникают?

— Нет, они ничего не могут, — сказал Серёжа.

— Угу.

Дим Димыч досмотрел видео до щенячьей радости и прыжков по песку, потом свернул окно плеера. Несколько секунд бесцветными глазами он изучал крупного по комплекции Серёжу, что стоял перед ним навытяжку.

— Это всё по-настоящему, да?

— Я видел вместе с Мурзой.

Дим Димыч поморщился.

— Отучайся от кличек, Серёжа. Что ещё?

— Он ходит на работу в особняк на Шевцова, — сказал Серёжа, поддёргивая галстук.

— А что там?

— Ничего. Я выяснил. Здание считается пустующим. Раньше в нем находилось отделение городского пенсионного фонда, но восемь месяцев назад они выехали на Брошина, в новое здание рядом с администрацией. Особняк же был выставлен на аукцион.

Дим Димыч сцепил пальцы.

— Интересно. Дальше.

— Лот был с обременением, — сказал Серёжа, — с благоустройством прилегающей территории, сквера у фабрики и с участком под муниципальный проект детских площадок. Ну, как полагается. Наше ООО «Лепард» подало заявку и в марте, точнее, в середине марта выиграло аукцион. Подняться, правда, пришлось на три с лишним миллиона.

— То есть, здание моё? — уточнил Дим Димыч.

— Не совсем. Вышегодский, который ООО «Фалкон», подал протест, что его организацию незаконно лишили возможности участвовать в аукционе путём переноса торгов на более раннюю дату, и пока всё в замороженном состоянии, поскольку мы ждём решения комиссии, которая назначена на конец июня. Мы уже начинали в особняке ремонт, но рабочих пришлось отозвать. А так коммуникации подключены, электричество, отопление…

— А Вышегодский — это…

— Сын Павла Викторовича Вышегодского, депутата законодательного собрания. Оказывается, тоже присмотрел особнячок.

Дим Димыч цыкнул зубом.

— Под кем ходит?

— Завязан с Никитским из прокуратуры и с силовиками из области. С Григоряном у него были какие-то дела.

— С Артемончиком?

Дим Димыч легко коснулся шрама.

— Ладно, об этом потом, — сказал он. — Что там со зданием? Кто в нём окопался?

— Не выяснили, Дмитрий Дмитриевич.

— Как это?

— А они из него не выходят. Но свет горит, включают и выключают.

— И что?

— По наблюдению, какие-то странные люди. В театральных костюмах. Как будто из постановки какой.

— Труппа что ли? Актеры? Может, фокусники? Пущика подключи. Он у нас целый майор, платим мы ему как подполковнику, пусть пошлёт наряд, чтобы разобрались.

— Он как раз уверяет, что никого там нет. На неделе, говорит, ездили по сигналу ребята из отделения и никого не нашли.

— Никого?

— Никого, Дмитрий Дмитриевич.

— Значит, поедешь и проверишь сам, — сказал Дим Димыч, хрустнув пальцами. — Возьмёшь этого своего…

— Мурзаева?

— Да, и ещё двух ребят покрепче, для фасада. Если твой парень, Сазонов, туда ходит, то, наверное, ходит не просто так. Сам же говоришь — на работу. А работа, получается, хитрая, через стенки шнырять. Только Мурзаев пусть не светится. Чтобы не спугнуть. И аккуратно.

— Понял.

Собеседник хотел было повернуться к двери, но передумал.

— Дмитрий Дмитриевич.

— Да, Серёжа.

— А что делать, если будет возможность этого Сазонова взять?

Дим Димыч вздохнул.

— Будет возможность взять — бери.

— А если он — в стену?

— Значит, ты, Серёжа, недоработал. В жизни ничего само по себе не происходит. И просто так не бывает. Это понимается с возрастом. Ты, Серёжа, вообще-то, тоже должен уже соображать. Сколько тебе?

— Тридцать восемь.

— Во-от, — протянул Дим Димыч. — Ну, значит, через сороковник перешагнёшь, поймёшь.

— Тогда я пошёл.

— Иди. И никакого оружия, кроме разрешённого.

— У нас травматическое.

— Вот-вот.

Когда подчинённый вышел за крепкую, красного дерева дверь, Дмитрий Дмитриевич снова прокрутил запись. Мальчишка исчезал и появлялся. Непрофессиональным взглядом — никаких склеек. Что же это тогда? В его время таких чудес не было. Чудеса были исключительно — вот пуля пролетела, и ага. В смысле, жив остался, и ладно. Но это, конечно, когда постарше. А раньше?

Дмитрий Дмитриевич задумался. Из школы не помнилось почти ничего, ни с какими девчонками гулял, ни что делал, ни как учился. Кажется, троечник он был, но тихий. Мелькнуло воспоминание о походе, полное запахов костра и скрытых желаний. Хорошее времечко, ясное. Куда ушло? Люди вон, сквозь стенки прыгают.

Он встал и прошёл к окну.

За окном было небо. Предпоследний этаж бизнес-центра, где обосновался Лобарев, предоставлял вид на запущенные окраины, красные и чёрные крыши домов в обступающей их пене деревьев, далёкий железнодорожный мост и синь леса на горизонте. Тихая, пасторальная почти картина.

Дмитрий Дмитриевич поскоблил стекло ногтем, потом отступил на несколько шагов в глубь кабинета, сместил, чтобы не мешал, стол и чуть присел для разбега. Выдох! Кулаки сжались, каблуки туфель оттолкнулись от коврового покрытия, лицо, грудь, преодолевая сопротивление воздуха, толкаемые мышечной силой бедер, икр, голеностопа, устремились вперёд. Шаг, другой. В прозрачном прямоугольнике окна выросла отражением человеческая фигура, полысевшая, в брюках, в белой рубашке, вытаращившая глаза.