Секретарь

— Ручку, — показал глазами Сергей Викторович.

Терёхин взялся за дверную ручку.

— Поворачивать?

— Не тупи.

Они были уже внутри, в прихожей, когда наверху, видимо, на втором этаже, грохнуло так, что, казалось, отдалось во всём особняке.

— Вперёд! — скомандовал Сергей Викторович Терёхину и Зубареву.

Когда дверь с грохотом рванула с петель и грянула о стену, как-то само собой получилось, что Лёшку выкинуло в ойме. Дальнейшее он видел сквозь золотистую пыль, похожую на своевольный тополиный пух. Из бывшей раздевалки сначала появился острый костяной нарост, а затем и вся сплюснутая снизу и сверху морда хъёлинга. Морда подёргивалась, словно принюхиваясь, дыхальца трепетали, широко разнесённые слепые глаза медленно узились до щёлок.

От уродства твари могло и стошнить.

Лёшка сглотнул вязкую слюну. Трёхпалая лапа тем временем неторопливо, с хрустом выломала часть косяка, длинная шея просунулась в зал. Хъёлинг издал свистящий звук. Пара нижних лап, царапая пол, переступила за порог, сухое, потрескивающее тело, похожее на ящеричное, украшенное странным узором, протиснулось из тесного помещения.

— С-с-с.

Лёшку подкинуло в воздух. Он не понял, как в его ладонях вспухли горячие, желтые комки ца, не понял, как бросил их в хъёлинга, целясь в страшную морду, не понял даже, попал ли. Почему? Потому что хъёлинг просто исчез.

Лёшка заозирался, опустившись к полу. По ойме пошли волны, разбивая зал, свет, колонны на многочисленные отражения. Из бывшей раздевалки посверкивало в готовности разродиться следующей тварью.

Ну и где хъёлинг?

— С-с-с.

Лёшка едва успел отпрыгнуть, когда из темноты стропилин на него устремилась многолапая, царапающая золотистый воздух тварь. Бум-м! — сухое тело ударилось о маты. У хъёлинга оказалось три пары нижних лап, каждая лапа — с двумя длинными когтистыми пальцами. Тело оканчивалось подвернутым под впалое брюхо завитком, словно поджатым хвостом.

Свист.

Лёшку как пинком вышвырнуло из ойме. Хъёлинг устремился за ним. В следующий момент Лёшке показалось, что его разорвали на мелкие кусочки и неправильно, как попало соединили наживую. Он истошно заорал от боли, заворачиваясь в себя и выгибаясь так, что захрустели суставы. Лбом, скулой влетел в пол.

Это — болевая стяжка, — где-то под черепом раздался шёпот. Сейчас поправим. Не зевай.

Лёшку вдруг закрутило винтом. Сквозь щёлканье собственных зубов, сквозь стук крови в висках и рвущее напряжение в сведённых мышцах, он увидел, как невидимые пальцы выдёргивают из него бледные, льдистые иглы. Тело при этом танцевало так, словно не имело в себе ни одной кости. Желе, а не тело.

Ну!

Воздух ворвался в лёгкие. Острый. Сладкий. Я не дышал, понял Лёшка. Я не дышал! Он покатился в сторону от вознёсшихся над ним когтей, снова, как в воду, нырнул в ойме. Оставшийся без добычи хъёлинг на мгновение замер. Тут бы его и прибить, но Лёшка промедлил, приходя в себя. Пока в кулаке задрожало жаркое ца, хъёлинг уже исчез.

Зато из раздевалки появился ещё один.

Сдохнуть можно, отстранённо подумал Лёшка. Мысли его стали скупые, отрывистые. Первый страх прошёл вместе с первой стяжкой. Откуда ни возьмись появилась какая-то весёлая злость. Повоюем! Он влупил накопленным ца по ещё, видимо, не освоившейся твари и выскочил из ойме в реальность. Завертел башкой, прикидывая, куда отступить и где встретить первого, оценивая мимолётом, попал ли по второму. Ах, попал, попал! Хъёлинг топтался на месте и тряс обожжённой мордой.

Добавить бы!

Что-то толкнуло Лёшку влево. Он рыбкой нырнул туда, принимая ощущение и цепляя краем глаза лапу, опускающуюся на то место, где он только что находился. С треском брызнули, встали вертикально доски пола, будто пушинка, полетел к окну мат. Раздался звон, в зале потемнело.

— С-с-с.

Снова в ойме.

Прыжки и увёртки. Появиться и пропасть. Штессан с Мальгрувом скакали здесь также. Сколько уже, интересно, прошло? Что-то он мокрый. На языке было солоно, пальцы дрожали. Промельк живого узора сбоку заставил оттолкнуться от стены, уходя с линии возможной атаки. Врёшь, не возьмёшь. Ногу внезапно стиснуло, превратило в колоду, и несколько долгих мгновений Лёшка, спрятавшись за колонной, со стоном избавлялся от ледяной, засевшей в бедре иглы. Сам. Впрочем, одному хъелингу он, кажется, снёс лапу, а другому кроме морды подпалил хвост. Но с мечом было бы сподручнее. Не получается у него из ца могучий фаерболл сделать, не дают, сволочи, времени.

— Ай!

Болевая стяжка, накрыв, превратила Лёшку в едва живое существо, забывшее о способности двигаться. От боли он даже не мог определить, стоит, сидит, лежит ли, где вообще находится. В глазах плавал жуткий красный кисель, лицо казалось огненным сгустком жара, а ноги, по ощущению, были переломаны и колким узлом стянуты за плечами.

Морда хъёлинга на мгновение всплыла из киселя. Лёшка попытался плюнуть в нее, но заскулил от нового приступа боли.

— Су-у-у…

— С-с-с.

Хъёлинг протянул верхнюю, трёхпалую конечность и вырвал из Лёшкиной головы клок волос.