Секретарь

В тарелке под крышкой его ждала холодная яичница. В холодильнике нашлись хлеб, масло и сыр. Глядя на подрагивающую люстру, Лёшка налепил довеском к яичнице бутербродов и торопливо разделался с завтраком.

На самом деле, это похоже на обман, подумал он, наливая воду из остывшего чайника. Чайный пакетик придал воде в чашке слабую желтизну.

Ты только-только со всеми подружился, только стал считать себя своим среди чужих, странных людей, только что-то вообще начал понимать в жизни, и вдруг — спасибо, пока, нам будет очень тебя не хватать.

Как всё по-дурацки устроено!

В раковине была сложена грязная посуда, и Лёшка, выковыряв губку из-под завалов, принялся мыть тарелки. Сквирово занятие! Он хмыкнул, сообразив, что ему вовсе не обидно так думать. И дома, наверное, тоже надо будет взять посуду на себя. Или мыть её по очереди с Динкой. Она — птенец, я — птенец.

Блин!

Лёшка вспомнил про перчатки. Разрешит ли Мёленбек отойти на время ближе к полудню? А в четыре ещё встреча с Ленкой. И выйти надо за полчаса…

Он нахмурился, подставляя горшок под струю воды.

Это ведь тоже как предательство. Вы тут сами, а я пока свои дела разберу. Всё равно двести лет впереди.

Лёшка сел.

Вода текла, наполняя горшок. Остатки подливы всплыли красной пеной, подержались над горловиной и скользнули по стенке вниз. Хъёлинги, кристаллы, Итерварры, мама и Ленка закрутились в Лёшкиной голове.

Как же сделать так, чтобы всем было хорошо?

— Алексей, — раздался голос Мёленбека из коридора. — Ты позавтракал?

— Да.

— Мы тебя ждём. Поднимайся.

— Сейчас!

Лёшка опрокинул горшок, выливая воду.

Мёленбек, босой, в темно-синих бархатных панталонах до колена и в рубашке с кружевным воротом встретил его на лестнице. Под глазами у него залегли круги.

— Что с лицом? — остановил он Лёшку.

— Господин Мёленбек…

— Я слушаю.

— Мне бы сегодня тоже, как вчера, когда вы меня отпустили до вечера.

Тяжёлый взгляд чёрных глаз заставил секретаря опустить голову.

— Алексей, — помолчав, произнёс Мёленбек, — ты работаешь на меня три дня. Всего три. Ты пришёл во вторник, и я отпустил тебя до среды. В среду мне пришлось отправить тебя домой с авансом. В четверг я снова дал тебе большой перерыв, который ты потратил на свою девушку. Сегодня ты просишь у меня нового попущения. Я всё правильно излагаю?

— Да, господин Мёленбек.

— Ты считаешь это ответственным?

— Нет, — выдавил Лёшка.

— С другой стороны, я не могу не признать, что перерывы идут тебе на пользу. Возможно — только возможно! — что и в этот раз ты не оплошаешь. В конце концов, я должен быть благодарен тебе за Иахима и Эрана. Честно говоря, они — твоя большая удача. Не ожидал. С Фраги и Итерварром ты тоже показал себя выше всяких похвал. Хотя и промедлил с хъёлингом. Но время все-таки поджимает. Вы понимаете, к чему я всё это говорю, господин секретарь?

Мёленбек легко стукнул пальцем по Лёшкиному лбу.

— Господин Мёленбек, я обещал. Если бы это зависело от меня…

— А это не зависит от тебя? — удивился владелец особняка. — Твои обещания не зависят от тебя?

— Просто всё так сложилось…

— Ну-ка, — Мёленбек приподнял Лёшкин подбородок, — ты ведь совсем не слышишь, что я говорю. И почему я это говорю. Скажи мне, какую цель я преследую?

— Вы? — растерялся Лёшка.

— Да, я, — кивнул Мёленбек. — И здесь не нужно заползать в ойме или применять ца. Достаточно просто подумать. Хотя это, может быть, и не свойственно молодым людям твоего возраста. Попробуйте, господин секретарь.

Он говорил насмешливо, но в глазах его не было и тени веселья. Лёшка заметил, что висок под волосами у Мёленбека желтоват, словно к нему прикладывали то ли йод, то ли промокали какой-то настойкой.

Наверху что-то тяжело опрокинулось, вызвав с потолка жидкий ручеёк невидимой трухи.

— Наверное, — начал Лёшка, морща от пыли нос, — вы хотите, чтобы я остался.

— Не верно, — сказал Мёленбек. — Ты пытаешься объяснить мне, как думал бы ты сам. Я нахожу это глупым. Попробуй ещё раз. Любой человек в разговоре, даже пустопорожнем, совершенно ясно обозначает свои мотивы и интересы. Свои, а не твои.

— Тогда я думаю…

Лёшка посмотрел на Мёленбека, устало опирающегося о перила лестницы, на пальцы левой руки, зацепившие вырез на рубашке, и на мгновение словно взглянул на себя чужими, чёрными, чуть навыкате глазами.

Глупый парень, вот кто он был для Мёленбека.

Не без способностей. Но совершенно бестолковый. Или не бестолковый даже, скорее, с ветром, с пустотой в голове, живущий для себя и про себя.

Ничего он не должен был ни миру вокруг, ни людям, близким и далеким. И выбивать ошибочность данного мировоззрения виделось бесполезным. Потому что надо сначала потерять, чтобы ценить. Надо испугаться, чтобы преодолеть.

Надо, чтобы ответственность и долг проросли в человеке и стали его существом. А это требует времени, которого совсем нет.

— Ну, что молчишь? — спросил Мёленбек.

Наведённый фокус тут же сбился.

Лёшка вернулся в себя и испытал лёгкое головокружение. Его потянуло вбок, но он удержался и выпрямился.