Может, на лице Альгал-Тара я вижу радость победы?
Нет, не похоже.
Вообще не похоже, что происходящее его радует, словно он своей цели пока не добился.
Или цель не кровь Нергала, а то, что она даёт?
— Ты хочешь стать богом?
Молчание в ответ.
— Ты его убьёшь?
Тишина.
Похоже, Альгал-Тара вопросы не отвлекают. Надо же быть таким непробиваемым!
— Я пришла убить тебя.
— Я убью всех вампиров.
— Другие боги не позволят тебе стать богом.
— Ты идиот.
— Король из тебя убогий.
— И морда у тебя уродливая.
Он меня что, не слышит?
Не плюнуть ли в него? Каков шанс, что божественная защита ограждает даже от драконьей слюны?
В этот момент моей близости к полному и беспросветному отчаянию Альгал-Тар отпускает бледную руку Нергала.
Надо скорее пользоваться случаем!
— Ты ответишь? — спрашиваю хоть это, раз остальные вопросы вылетели из головы.
Но Альгал-Тар рассеянно скользит по мне взглядом, будто не замечая.
Слезает с края саркофага.
Твёрдо стоя на каменной поверхности, Альгал-Тар вскидывает руку. В сиянии разлитого по щиту огня он выглядит жутко: отсветы на лице, волосах, руках и одежде кажутся кровавыми.
Но лицо… изменилось. Альгал-Тар смотрит мне за спину, и уголки его губ дрожат, как у обычного живого существа. Одухотворённая мечтательность проступает в чертах.
Он стискивает кулаки, и пламя на куполе вампирского щита гаснет.
Резко темнеет. В воздухе не осталось ни одной магической сферы!
В сумраке звуки обостряются: купол защиты лопается. Внизу нарастает шум.
— Ветер…
Не сразу я узнаю этот подрагивающий голос.
— Здесь есть ветер, он такой мягкий… — неверие и удовольствие в голосе Альгал-Тара.
И действительно: здесь, на вершине пирамиды, гуляет ветер. Мягким его может посчитать только дракон или — сильный вампир.
Глаза постепенно привыкают к темноте, позволяют разглядеть отблески, и приходит понимание: за моей спиной — там, куда пристально смотрит Альгал-Тар — разгорается восход. Пока ещё блёклый: холодные лиловые отсветы едва тронули горизонт. Но это восход.
Первые лучи пробиваются сюда, дотягиваются до вершины пирамиды.
Снизу доносится массовый выдох: все ждут, что будет. Солнце было нашей надеждой!
Высший вампир, единственная слабость которого — уязвимость к солнечному свету, наблюдает за поднимающимся солнцем. Холодный свет разливается по его лицу. И не убивает. Не жжёт.
Божественная кровь избавила Альгал-Тара от единственной слабости.
Кажется, моё сердце сейчас перестанет биться.
Заговорит ли эта тварь со мной ещё раз? Даст мне шанс?
Он по-прежнему не обращает на меня внимания, весь сосредоточен на восходящем солнце. И по его бледным щекам, поблёскивая, скатываются слезинки…
Альгал-Тар… скучал по жизни. По солнечному свету. По чувствам…
Понимание накатывает на меня приступом панического удушья.
Я знаю звук Альгал-Тара: сложный и многогранный, полный боли, безумия, холода, надежды, тоски и счастья.
Его слово Смерти — точно не шёпот.
Нет, это крик:
— Умри!
Альгал-Тар дёргается. Выражение восторга на его лице сменяется бесчувственным оцепенением. Колени подгибаются, и Альгал-Тар — последний король истинного Дрэнта, глава Неспящих, гроза драконов, старейший и высший вампир, испивший крови бога, губитель рода Сирин и мой кровный враг — валится замертво.
Меня накрывает тьма — густая и удушающая. Я не вижу — только чувствую надвигающуюся невообразимую силу. Как цунами. Только сильнее и быстрее.
Раньше после применения Слова не было ничего даже близко похожего. И я прячусь от несущейся на меня силы. Инстинктивно укутываюсь ментальными щитами, сжимаюсь, стискиваюсь, заползаю в самую глубину себя, и в этой глубине — снова в самое своё сердце, в сердцевину сердцевин, чтобы скрыться от Смерти.
По интуитивному наитию я становлюсь многослойной. Копируя и копируя себя, чтобы прятаться всё глубже и глубже, оставляя на растерзание оболочки-обманки. И я чувствую, что поверх этого многослойного, представляющегося мне сферой конструкта из щитов и слоёв личностей, накладываются ещё две сущности.
А потом будто целый мир обрушивается на меня своей тяжестью.
Чудовищная сила срывает слои защит. Слишком сокрушительная, чтобы ей противостоять. Но я продолжаю себя копировать для создания новых слоёв и забираться всё глубже, сжиматься всё плотнее — до зёрнышка, до песчинки.
«Недорезанных много осталось, но в целом неплохо прогулялся. До десяти лезвий дорос!» — голос Жаждущего обрывается, и я знаю — сила поглотила его.
«Я подожду», — тихий и спокойный голос Многоликой разлетается, как и она сама.
Их больше нет. Я один на один со Смертью.
Давление усиливается, мою душу рвут на части, щиты лопаются. Смерть, кажущаяся необъятной сокрушительной тьмой, срывает оболочку за оболочкой, пробираясь к укромной сердцевине моей сути, слой за слоем растворяя и сжигая меня.
Растворяя и сжигая.
Растворяя и сжигая…
Растворяя и…
…сжигая…
Глава 61
Темнота и пустота…
…везде темнота и пустота…
Я сама — темнота и пустота.
Тьма бесконечна. Она везде. Она — всё…
Я плыву в темноте. Я — не часть неё. Я былинка в этой бескрайности.
Темнота не сплошная. В ней есть я. И есть время.