Секретная миссия Рудольфа Гесса. Закулисные игры мировых держав. 1941-1945

Когда же я отказался принимать таблетки, они, очевидно, стали подсыпать то же самое вещество в пищу. Я заметил это, проделав еще один эксперимент. Когда, чтобы уменьшить боль, я стал пить совсем немного воды, они принялись сильно пересаливать мою пищу, чтобы заставить меня побольше пить. Среди моих тюремщиков был некий лейтенант М., который отличался исключительной вежливостью. Впрочем, совершенно ясно, что он не мог поверить в то, что таблетки вызывают такой страшный эффект. Он сказал, что такие вещи в Англии совершенно невозможны. Однако ради эксперимента он принял одну из таблеток, которые я для него отложил. Когда же он явился ко мне на следующее утро, я не смог получить ответ, чем же завершился его эксперимент. От его вежливости не осталось и следа, а в глазах появилось такое же странное выражение, как и в глазах бригадного генерала Риса. Через несколько дней он снова стал выглядеть нормально, но поведение его осталось прежним. Через несколько дней лейтенант М. был произведен в капитаны, перескочив через звание старшего лейтенанта, и сообщил мне, что в британской армии такие случаи происходят крайне редко, и то только на фронте. Столь же быстрое повышение получил и лейтенант С, повторивший, без особого успеха, один из моих экспериментов.

Конечно, все это делалось для того, чтобы у меня сдали нервы. Тем же самым объясняется и то, что книги и газеты, которые мне давали читать, были строго ограничены. Мне сказали, что во всей Англии невозможно купить книг Гете. Нельзя их позаимствовать и в частных библиотеках, объяснили мне[10].

То же самое можно сказать и о немецких книгах по истории. Я не мог получить немецкие учебники по высшей математике или медицине. Лишь время от времени мне приносили несколько английских книг. Один раз мне дали английский роман о мальчике – ровеснике моего собственного сына. Каждая страница заставляла меня вспоминать о нем, и все это было сделано для того, чтобы я понял, что надежды увидеть его у меня нет, а если я его все-таки увижу, то к тому времени превращусь, сам того не осознавая, в сумасшедшего. Потом один из моих врачей спросил, будет ли моя семья горевать, если со мной что-нибудь случится. «Конечно», – ответил я. Тем не менее он произнес: «Будем надеяться на это». Здесь он совершил ошибку, ибо в тот же день другой офицер задал мне тот же самый вопрос и отреагировал на мой ответ той же самой фразой.

9 сентября 1941 года меня посетил лорд Бивербрук, и я высказал ему мои соображения по поводу недавно начавшейся германо-русской войны.

Через несколько дней, 15 сентября 1941 года, я послал британскому правительству протест по поводу получаемого мной лечения. До этого я уже высказывал свой протест по этому поводу коменданту моей тюрьмы. Я описал несколько случаев, произошедших со мной. Не важно, случилось ли это с ведома британского правительства или нет, оно все равно должно нести за них ответственность. Я ожидал, что правительство тут же займется расследованием этого скандала и накажет виновных. Кстати, моя честь никоим образом не была задета подобными методами лечения, пострадала лишь честь тех, кто приказывал со мной так обращаться. Ответа я не получил.

Я не стал передавать свой протест по официальным каналам, поскольку о нем, несомненно, стало бы известно германскому правительству. Проинформировать его мог швейцарский посланник. Я же хотел уберечь фюрера от всего этого. Явившись в Англию по своей собственной воле, я сам вверг себя в пучину страданий и должен был выбраться из нее сам.

После того как с меня сняли гипс, я был переведен в комнату, окна которой выходили на улицу. Каждый день в течение нескольких часов на ней тренировались мотоциклисты, и мне объяснили, что я был помещен неподалеку от школы мотоциклистов чисто случайно. Позже мне сообщили, что в этой школе обучалось шестьдесят человек. И конечно же дорога, проходившая прямо под моими окнами, была выбрана для тренировок опять же по чистой случайности. Рев, издаваемый моторами, был слишком громким даже для мотоциклов, и это можно объяснить тем, что глушители были сняты специально. Если не тренировались мотоциклисты, то в течение всего дня, с небольшими перерывами, раздавалась пулеметная стрельба. Над домом, на ужасающе низкой высоте, кружили самолеты.

В промежутках между этим ревели мощные сирены воздушной тревоги, и мне сообщили, что эти звуки рождаются в аэродинамической трубе[11].

Конечно, я постоянно думал о том, чем можно объяснить ужасное поведение людей, которые меня окружали. Я исключил возможность того, что все они уголовники, поскольку как люди они производили очень приятное впечатление. Да и их прошлое не было связано с преступным миром.

Бригадный генерал Рис был крупным невропатологом мирового уровня, и во многих странах у него были ученики. Он принимал участие в медицинских конференциях, проводившихся на континенте, в Америке и даже в Германии. Он немного говорил по-немецки и утверждал, что относится к Германии с симпатией.