Мы слегка задеваем трамвай и разбиваем вдребезги ручную тележку. За нами устремляется полицейский на мотоцикле.
— Террорист! — орет «Комком» и хватается за автомат — трофейный «стэн», отнятый у англичан.
Он выстрелил, промахнулся. Автомат тут же заедает.
— Английское дерьмо! — вопит «Ком-ком», бросает автомат на пол машины и начинает пинать его ногами.
— Конечно! — подбавляю жару я. — Это оружие делает Невиль Чемберлен. Посмотри, там есть клеймо — «Бирмингам Смолл Армс Kо!..»
— Так я и знал! — говорит «Ком-ком» и вытаскивает здоровенный автоматический пистолет. — Но я дорого продам свою шкуру!.. Хайль Гитлер!
— Да здравствует де Голль! — восклицаю я, чтобы поддержать воинственную атмосферу.
Шоферу она не нравится вовсе, он гонит как сумасшедший и подлетает к школе военных врачей в ту минуту, когда двери ее открываются.
Мы поспешно поднимаемся по лестнице и наталкиваемся на Барбье.
— Он мне не нужен — заявляет Барбье, указывая на меня. — Отвезите его обратно в Монлюк. Кстати, где его наручники?
— В кармане, — отвечаю я, — энтшульдиген зи… [46]
— Уведите его! — орет Барбье. — Хайль Гитлер!
— Смерть предателям! — отвечаю ему в тон, и мы отбываем.
По дороге мы сбили двух велосипедистов и начисто срезали столб электрического фонаря. Вот и Монлюк.
— Почему тебя так часто допрашивают? — недоуменно задает вопрос «Ком-ком».
— Потому что я ни в чем не виноват! — логически завершаю разговор я.
Удалось встретиться в погребе с Жаклин Севильяно. Предупредил о ее предстоящем освобождении, передал поручение для Октава и свою последнюю волю в виде устного завещания.
Мне непрерывно устраивают очные ставки с людьми, с которыми я никогда не встречался.
Робэн расстрелян. Он умер очень мужественно.
Все время уводят людей «онэ пакете».
Один «зуган» сообщает мне потрясающую новость: генерал Жиро высадился в Генуе с армией в миллион негров. Только и всего.
Прогулка во дворе кажется списанной с уайльдовской «Баллады Рэдингской тюрьмы»: «Я шел с другими душами, обреченными на муки, в другом кругу, и размышлял: что совершил этот человек? Велик или мал был его грех? И кто-то сзади прошептал: его ждет петля…»
Хотелось бы быть хорошим поэтом, чтобы перевести эти строчки…
Протестантский пастор Ролан-де-Пюри, заточенный вместе с нами, потребовал библию, чтобы читать ее заключенным.
Комендант форта выразил свое согласие… при условии, что там ничего не говорится об евреях.
Мы с интересом ожидали этой новой библии, но не дождались…
Присланная библия ничем не отличалась от обычной.
Мы устроили диспут, обсуждая ее с точки зрения различных религий, а также с точки зрения науки. Науку пришлось представлять мне. Комендант форта пришел на мое выступление, прослушал его и спросил, зачем я устраиваю здесь конференции по шпионажу? Я объяснил ему, что неповинен ни в чем. Он хохотал, словно услышал остроумнейшую шутку.
Комендант форта Монлюк не лишен чувства юмора.
Недавно, в то время, когда он говорил нам речь, неподалеку в городе раздался взрыв бомбы.
— Эге! — сказал он. — Кажется, будет гроза!
До рождества оставалось десять дней.
Присутствовал при допросе.
Некий Бресчиа, по-видимому корсиканец, был арестован в поезде между Баланс и Авиньоном. При нем нашли четыреста хлебных карточек.
Допрашивающий: Откуда у тебя четыреста хлебных карточек? Зачем они тебе? Ты снабжаешь продуктами маки?
Бресчиа: Пощадите, господин полковник! Я даже не знаю, что такое маки. Эти карточки я вез своей мамаше.
Допрашивающий: Твоя мамаша может слопать за месяц четыреста пайков?
Бресчиа: Пощадите, господин полковник. Она слабая старушка, чтобы прокормить ее, мне приходится немножко спекулировать на черном рынке. Я честный торговец, господин полковник, и даже не знаю, что такое маки. Клянусь честью корсиканца!..
В конце концов, его отпустили.
Сегодня мне сообщили, что я приговорен к смертной казни объединенным парижским трибуналом, судившим меня заочно.
На всякий случай подаю просьбу о помиловании.
Основанием служит то, что французский офицер на французской территории не может рассматриваться как шпион.
Мне, конечно, откажут, но приведение приговора в исполнение, по всей вероятности, на несколько недель будет отсрочено.
Чтобы я лучше соблюдал собственные интересы и стал разговорчивее, меня посадили на сорок восемь часов в одиночку для смертников. И такая приготовлена в здании школы военных врачей!
Превосходный случай хорошенько поразмыслить обо всем на досуге.
Получены кое-какие сведения с воли. Моральное состояние у всех без исключения превосходное. Октав работает. Мне удалось достать и просмотреть «Паризер Цейтунг». Там опубликована довольно задорная статья о предстоящем применении секретного оружия, которая меня встревожила.
Острову Пеенемюнде сильно досталось, но Германия еще не проиграла войны. К счастью, Октав уже получил мое послание и, вероятно, успел предупредить Лондон.