И это, леди и джентльмены, конец моего рассказа. Я уже не могу говорить. – Действительно, голос редактора превратился в хриплый шепот.
Вечер закончился без обычной легкой болтовни напоследок и даже без неестественно веселых разговоров, которыми люди, бывает, пытаются прикрыть чрезмерную откровенность, возникшую за коктейлями, или по крайней мере замаскировать тот факт, что в определенный момент разговор стал более серьезным, чем допускает обстановка вечеринки.
Однако, провожая редактора до машины, писатель не смог удержаться от последнего вопроса:
– А сам рассказ? Что случилось с рассказом?
– Ты имеешь в виду рассказ Рега?..
– Да. «Балладу о гибкой пуле». Рассказ, из-за которого все это произошло. Он, собственно, и явился той «гибкой пулей», по крайней мере если не для него, то для тебя. Что же, черт побери, случилось с этим великим рассказом?
Редактор открыл дверцу своего маленького голубого «чеветта» с наклейкой на заднем бампере: «Настоящие друзья не позволят пьяному гостю сесть за руль».
– Он не был опубликован. Если Рег держал копии, он, видимо, уничтожил их, получив мое согласие на публикацию. Что, приняв во внимание его параноидальные фантазии про
Когда я свалился в Джексон-Ривер, у меня оставался оригинал рассказа и три фотокопии. Все в картонной коробке. Если бы я положил ее в багажник, рассказ бы сохранился, потому что багажник машины даже не ушел под воду. Впрочем, если бы это случилось, листки бы потом высохли. Но я хотел, чтобы рассказ лежал рядом со мной, и положил коробку на соседнее с водительским сиденье. Когда я свалился в реку, окна машины были открыты, и листки… Я полагаю, они просто уплыли и их унесло в море. Мне гораздо легче и спокойнее верить в это, чем в то, что они сгнили вместе со всей остальной дрянью на дне реки, или что их сожрала рыба, или еще что-нибудь столь же эстетически непривлекательное. Верить, что их унесло в море, более романтично, хотя это и менее вероятный исход. Но выбирая, во что верить, я все-таки сохраняю гибкость. Так сказать.
Редактор сел в машину и уехал. Писатель стоял, глядя ему вслед, пока огни машины не скрылись вдали, потом обернулся. Мег стояла у начала садовой дорожки, крепко обхватив себя руками, хотя в ночном воздухе все еще держалось тепло.
– Мы последние, – сказала она, нерешительно улыбаясь ему. – Пойдем в дом?
– Конечно.
На полпути к дому она остановилась и спросила:
– В твоей пишущей машинке нет форнита, Поль?
И писатель, который порой, хотя, впрочем, не так уж и редко, задумывался о том, откуда же все-таки к нему приходят нужные слова, храбро ответил:
– Решительно нет.
Рука об руку они прошли в дом и закрыли за собой дверь, оставив ночь снаружи.
Как «Оно» появилось[101]
«Все эти годы, – говорит один из героев этого длинного, хотя и задуманного с лучшими намерениями романа, – Дерри не выходил у меня из головы». Это тот редкий случай – всегда приятный, – когда персонажу дается почетное право говорить за автора.
Мне потребовалось семь лет, чтобы написать «Оно» от начала до конца. За это время я успел завершить несколько других дел: написал роман («Кла
В 1978 году мы с семьей жили в Боулдере, штат Колорадо. Однажды по дороге домой из пиццерии у нашего новенького «Эй-Эм-Си матадора» отвалилась трансмиссия – в прямом смысле слова. Эта штука грохнулась на дорогу прямо посреди Перл-стрит. Представьте конфуз: ты стоишь в потоке машин на оживленной улице и улыбаешься, как идиот, а люди таращатся на твой злосчастный автомобиль и на лежащую под ним черную засаленную штуковину.
В конце концов прибыли двое ребят из местного автосалона и, попыхивая «Кэмелом», прицепили нашего «матадора» к тягачу. Трансмиссию затащили в кузов вручную. Через два дня позвонили. Все путем: забирайте машину в любое удобное время.
Было пять часов вечера. До автосалона пилить три мили. Я думал вызвать такси, но решил прогуляться пешком.
Автосалон «Эй-Эм-Си» (мы продаем, мы же и чиним) располагался в промзоне на пустыре примерно в миле от полосы придорожных закусочных и заправочных станций, отмечавших восточную границу Боулдера. К нему вела узенькая неосвещенная дорожка. Когда я туда добрался, уже смеркалось – в горах темнеет быстро, – и я был там совершенно один. Где-то в четверти мили впереди по дорожке виднелся горбатый деревянный мостик, перекинутый через речку. Мостик какой-то до жути нелепый. Я был в ковбойских сапогах со сбитыми каблуками, и когда я пошел по мосту, каждый мой шаг отдавался стуком, похожим на глухой бой часов.