Эскобар вытащил сигарету изо рта, глянул на нее, бросил на серый линолеум, растоптал. Потом посмотрел на Флетчера и улыбнулся.
– Все это, разумеется, очень грустно. Теперь я задам вопросы вам, мистер Флетчер. Многие из них, скажу честно и откровенно, – из тех, на которые отказался ответить Томас Эррера. Надеюсь, вы не откажетесь, мистер Флетчер. Вы мне нравитесь. Держитесь с достоинством, не плачете, не молите о пощаде, не надули в штаны. Вы мне нравитесь. Я знаю, вы делаете лишь то, во что верите. Это патриотизм. Вот я и говорю вам, друг мой, будет лучше, если вы быстро и честно ответите на мои вопросы. Вы же не хотите испытать на себе действие машины Хайнца.
– Я же сказал, что помогу вам, – ответил Флетчер, понимая, что смерть ближе, чем лампы под потолком, за проволочным ограждением. А боль, к сожалению, еще ближе. А как близко Нунес, Эль Кондор? Ближе, чем думают эти трое, но недостаточно близко, чтобы спасти его. Если бы Эскобар и Невеста Франкенштейна подождали пару дней, может, двадцать четыре часа… но не подождали, и вот он здесь, в комнате смерти. Пришла пора посмотреть, из какого материала он сделан.
– Вы сказали, и хотелось бы, чтобы ваши слова не разошлись с делом, – отчеканила женщина. – Мы здесь не для того, чтобы валять дурака, gringo[129]
.– Я знаю, – дрожащим голосом ответил Флетчер.
– Думаю, вам пора закурить, – заметил Эскобар, а когда Флетчер помотал головой, сам взял сигарету, закурил, о чем-то задумался. Наконец вскинул глаза на Флетчера. Сигарета, как и в прошлый раз, находилась в центре рта. – Нунес появится скоро? – спросил он. – Как Зорро в том фильме?
Флетчер кивнул.
– Как скоро?
– Я не знаю. – Флетчер помнил, что Хайнц стоит рядом с его адской машиной, скрестив руки на груди, готовый в любой момент продолжить разговор об особенностях боли. Помнил он и о Рамоне, стоявшем справа, на границе периферийного зрения. Он не видел, но догадывался, что рука Рамона лежит на рукоятке револьвера. И тут последовал второй вопрос:
– Когда это случится, он нападет на гарнизон Эль Кандидо в горах, на гарнизон в Сан-Терезе или сразу войдет в столицу?
– На гарнизон в Сан-Терезе, – ответил Флетчер.
«Он сразу пойдет на столицу, – сказал ему Томас, пока его жена и младшая дочь сидели на полу, смотрели мультфильмы и ели попкорн из белой миски с синим ободком. Флетчер помнил синюю полосу. И сейчас отчетливо ее видел. Флетчер помнил все. – Он ударит в самое сердце. Нечего размениваться по мелочам. Он ударит в самое сердце, как человек, задумавший убить вампира».
– Он не попытается захватить телецентр? – спросил Эскобар. – Или государственную радиостанцию?
«Прежде всего радиостанцию на Сивил-Хилл», – говорил Томас под музыку мультфильма. Теперь показывали Роудраннера, черепашку, которая в облачке пыли в последний момент всегда убегала от Койота, к каким бы хитростям ни прибегал тот, чтобы ее поймать.
– Нет, – ответил Флетчер. – Мне передавали, что Эль Кондор сказал: «Пусть балаболят».
– У него есть ракеты? «Земля-воздух»? Противовертолетные?
– Да. – Тут он говорил правду.
– Много?
– Не очень. – Уже не вся правда. У Нунеса больше шестидесяти ракет. А вертолетов у правительства – только двенадцать. Старые русские вертолеты, на которых много не налетаешь.
Невеста Франкенштейна похлопала Эскобара по плечу. Эскобар наклонился к ней. Она зашептала, не прикрывая рта. Могла не прикрывать, потому что губы едва шевелились. У Флетчера такое ассоциировалось с тюрьмами. Сам он в тюрьме никогда не сидел, но фильмы о ней видел. Когда Эскобар зашептал в ответ, он поднял пухлую руку, чтобы прикрыть рот.
Флетчер наблюдал за ним и ждал, зная, что женщина обличает его во лжи. Скоро у Хайнца появится новый материал для его статьи «Некоторые предварительные наблюдения об использовании и последствиях электризации говна субъектов, упорствующих на допросах». Флетчер осознал, что ужас создал внутри его две новые личности, по меньшей мере две, суб-Флетчеров, очень настойчиво пытающихся навязать ему свое, далекое от реальности мнение в части дальнейшего развития событий и его поведения. Одну личность Флетчер классифицировал как печального оптимиста, вторая могла предложить только печаль. Печальный оптимист, мистер Может-Они-Пойдут-На-Это, убеждал Флетчера, что они, возможно, собираются его отпустить, что за углом, на улице Пятого мая, возможно, стоит автомобиль, что завтра утром, возможно, он приземлится в Майами, испуганный, но живой, а все это будет вспоминаться как дурной сон.
Вторую личность, предающуюся печали, звали мистер Даже-Если-Я-Это-Сделаю. Флетчер мог бы удивить их, обострив ситуацию. Его бы избили, зато они заткнулись бы, так что да, он мог их удивить.
«Но Рамон застрелит меня, даже если я успею схватить Эскобара за горло».
А если ему наброситься на Рамона? Попытаться завладеть револьвером? Сложно, но реально. Охранник толстый, толще Эскобара минимум на тридцать фунтов, дышит со свистом.
«Эскобар и Хайнц набросятся на меня до того, как я выстрелю».