Секретный рейд адмирала Брэда

И адмирал почти с горечью сказал себе: «Господи, а ведь она расстается со мной без какого-либо сожаления! Словно ничего и не было. Разве что действительно ничего не было? – И тут же попытался пристыдить себя: – Что ты разнылся, как оплакивающий первую любовь студентик?!» А вслух произнес:

– Потому и спрашивал. Очень хотелось, чтобы ранчо понравилось вам.

– Ранчо как ранчо. Без особых притязаний, но и без какой-либо фантазии, даже ковбойской, – послышался ее приглушенный водной струей голос.

Лилия не видела, что в это время Брэд извлек из-за обложки записной книжки небольшую фотографию своего ранчо и с такой тоской ностальгически всматривался в него, словно прощался перед гибелью корабля. То, что происходило сейчас в отношениях с Фройнштаг, действительно напоминало гибель корабля, только в роли «Титаника» представал он сам.

– Но вы заметили, что ранчо стоит на косе, между океаном и озером?

– Над какой-то водной гладью, мало смахивающей на океан. Что она собой представляет, я так и не поняла.

– Как только вернусь, у ворот установлю якорь, а на мачте рядом с воротами повешу рынду.

Фройнштаг попыталась представить себе эти атрибуты отставного шкипера, но так и не сумела, уже хотя бы потому, что не смогла возродить в памяти вида самого ранчо.

– То есть попытаетесь превратить ваше ранчо в пристанище старого морского волка? – появилось лицо Фройнштаг в проеме двери. – Вряд ли у вас что-либо получится, – иронично заключила она.

– Если вы там появитесь, на пристанище морского волка оно, конечно же, смахивать не будет.

Фройнштаг ответила не сразу. Он медлительно выключила воду, долго и старательно вытирала волосы и тело. Время от времени в проеме двери появлялись то ее плечо, то лодыжка. И лишь когда она, наконец, вышла из душевой и деловито осмотрела свои все еще влажные ноги, не поднимая глаз на Брэда, совершенно буднично произнесла:

– Хочу предостеречь вас от излишнего фантазирования на эту тему, доктор Брэд. Я никогда больше не появлюсь там. И советую воспринять это, как банальнейшую констатацию факта. Но, как вы сами понимаете, дело не во мне.

– Ну, тогда не знаю, – попытался свести весь этот разговор к шутке. – Если пристанище старого боцмана или шкипера исключается, то и ковбои в тех местах тоже не водятся, поскольку привыкли кочевать по прериям Дикого Запада.

Только теперь Фройнштаг заметила в его руке фотографию, бесцеремонно выдернула ее из пальцев и, близоруко прищуриваясь, вгляделась в очертания. Но, похоже, что и после этого осмотра мнение об этом пристанище у нее не изменилось.

– Вы с мужем, наверняка обитаете в каком-нибудь старинном особняке в самом центре…

– В особняке, но достаточно новом, сорок четвертого года постройки, замаскированном под старину. Да успокойтесь, Брэд, – добавила она без всякого перехода, – в конце концов, на ковбоя вы похожи так же мало, как и на моряка.

Возможно, адмирал и оскорбился бы, но женщина взглянула на него такими наивными, обезоруживающими глазами, что любая его обида мгновенно улетучилась бы. Вот она стоит перед ним: чистенькая, аппетитная, пахнущая его любимым мылом; с порозовевшими мочками миниатюрных ушек, которые Брэд в порыве страсти так любил нежить губами, а то и откровенно пожевывать.

– Все, мой адмирал, вечерний осмотр личного состава эскадры завершен?

– Вы несносны, Фройнштаг.

– В карцер прикажете прямо сейчас или повременим? В любом случае, для начала – ритуальный поцелуй в щечку.

После поцелуя в щечку адмирал попытался дотянуться до губ женщины, но она резко отвернулась, и при этом от адмирала не скрылось, что на лице ее отразилось что-то такое, очень похожее на брезгливость.

– Останьтесь у меня до утра, Фройнштаг, – почти по-мальчишески попросил он. Хотя к тому моменту уже прекрасно понимал, что унизительная просьба эта лишь поставит его в неловкое положение. И командующему эскадрой еще очень повезло, что Фройнштаг повела себя при этом… по-джентльменски:

– До какого «утра», мой адмирал?! – воскликнула она, чуть ли не похлопывая его по плечу. – Мы в Антарктике, где в это время года ни утра, ни вечера. Утро здесь такая же условность, – мило улыбнулась она уже стоя у двери, – как и наша с вами пылкая, но… сугубо физиологическая любовь.

52

Январь 1947 года. Антарктика.

Южный океан.

Борт флагманского авианосца «Флорида»

Снились адмиралу излучина озера, ковер из густой травы на склоне холма и ранчо на плоской вершине его. То самое ранчо, в которое еще несколько часов тому Брэд мечтательно стремился заманить прекраснейшую из женщин, которых ему пришлось познавать за свою далеко не бурную любовную жизнь полярного бродяги и военного моряка.

Чем ближе он подходил к этому ранчо – с якорем у ворот и корабельной рындой на невысокой мачте, – тем склон становился круче и вязче, и Роберт Брэд словно бы врастал в него, чувствуя, что каждый последующий шаг дается ему все труднее и труднее.