– Благодарю за доверие, сэр! – подхватился второй лейтенант. – К формированию группы приступлю уже сегодня. Мы всегда будем помнить, именем кого из американских адмиралов назван этот антарктический форт, и зимовку выдержим достойно.
– Тем более что сам лагерь, саму основу «Адмирал-Форта», морские пехотинцы создавали под вашим командованием. И со своей стороны я сделаю все возможное, чтобы с первых дней зимовки ваше имя стало популярнейшим из имен молодого поколения американцев. Состав будущего гарнизона базы и детали подготовки его к антарктической зиме мы обсудим чуть позже. Свободны, второй лейтенант.
21
Часы показывали около десяти утра, когда адъютант наконец решился разбудить адмирала.
Он знал, что в неугасающем полярном дне командующий то ли плохо ориентируется во времени, то ли его попросту подводят биологические часы, поскольку обычно он просыпался ровно в шесть и в семь уже занимался делами. И не стал бы его будить, если бы не сообщение радиста о том, что через пятнадцать минут военно-разведывательный самолет «Кобра» взлетает с палубы авианосца и направляется к «Адмирал-Форту».
– На борту армейский разведчик-фотограф, специалист по геологии и гляциологии, а также три морских пехотинца под командованием младшего капрала Лорента из вашей личной охраны, сэр, – доложил Шербрук, едва адмирал открыл глаза. – Теплая вода для бритья и умывания готова, бутерброды и горячий шоколад будут поданы через десять минут.
– Вы – идеальный адъютант, Шербрук, а я – закоренелый лентяй и бездельник, – проворчал адмирал, поеживаясь и морщась. Несмотря на теплое белье, выглядывающие из-под медвежьей шкуры и спального мешка плечи его ощущали ледяную сырость Антарктики, напоминая старому полярному скитальцу не только о годах его, но и о ревматических простудах молодости.
– Выбираться из теплой постели всегда трудновато, – пощадил его лейтенант-коммандер, – тем более – посреди этой замороженной пустыни.
– Лучше скажите, Шербрук, что я чертовски постарел. Не находите?
И тогда адъютант сказал ему слова, которые затем надолго запомнились Брэду:
– Адмиралы не стареют, мой адмирал, – вытянулся он по стойке «смирно», – адмиралы становятся ветеранами Военно-морского флота. А это не одно и то же.
– Действительно, не одно… и то же, – признал доктор Брэд. – А ведь то, что вы только что изрекли, Шербрук, – не просто фраза, это уже философский канон.
– Не буду стеснять вас своим присутствием, мой адмирал. Наберитесь мужества вспомнить, что вы полярник, ибо самолет вот-вот взлетит.
«Адмиралы не стареют, – мысленно повторил Брэд, мужественно извлекая самого себя из-под медвежьих шкур, – адмиралы становятся ветеранами Военно-морского флота». Хоть какое-то да утешение. Особенно если учесть, что этот адмирал – еще и полярник. Так что набирайтесь мужества, мой адмирал!».
Брэд был убежден: о чем бы Шербрук ни говорил, он, как правило, говорит искренне. Даже когда откровенно лжет или несет околесицу. А еще он всячески старается ограждать своего шефа не только от всех, кто способен ранить его, но и шефа – от самого шефа. Впрочем, это, наверное, свойственно всем адъютантам, если только они по настоящему ценят своих командиров и свою службу.
– Передайте второму лейтенанту Максвиллу, – крикнул адмирал вдогонку Шербруку, – чтобы он готов был лететь вместе со мной!
– Он давно готов, мой адмирал! – последовал ответ из-за двери. Адъютант никогда не забывал о привычке командующего самые важные поручения давать ему уже тогда, когда он за дверью, а потому никогда не спешил удаляться от его кабинета. – И очень волнуется, как бы вы не забыли его на базе!
Наскоро позавтракав бутербродами и чашкой горячего шоколада, Брэд облачился в меховую полярную куртку – лучшее изобретение из всего, что когда-либо появлялось в запасах флотской службы обмундирования, и вышел на крыльцо домика.
День выдался чудным даже по меркам европейской зимы, если, конечно, забыть, что в Антарктиде сейчас разгар лета. Светило яркое солнце, искрился постепенно увлажняющийся снег, отливали поднебесной синевой застывшие между скалами ледовые ручьи. На какие еще изыски природы может рассчитывать человек, обрекший себя на созерцание этого ледового безмолвия.
Впрочем, безмолвия уже не существовало, его нарушал мерный гул мотора, приближающийся к северной части чаши. Однако самого самолета видно пока еще не было. Зато хорошо видно было, как солдаты вспомогательного, «эскимосского», как его еще называли, подразделения завершали сооружение очередного иглу – снежного ледового дома, внешне напоминающего небольшую юрту.