Сражаясь со своими оппонентами и набирая очки во внутриполитических играх в Кремле, министр Козырев слишком вовлекся в политическую борьбу. Он стал больше думать о том, как переиграть своих политических оппонентов, выбить у них из рук обвинение в «проамериканизме», «западничестве». Но за этой изощренностью противники скорее почувствовали слабость, неумение держать удар, стоять на своем. Зато сам министр частично позаимствовал у своих оппонентов державный лексикон и пытался провести несуществующую грань между «приемлемым» национализмом и агрессивным шовинизмом. И тогда он настроил против себя уже и тех, кто его прежде поддерживал.
Привычную критику со стороны националистов и коммунистов Козырев переносил спокойно. На критику со стороны демократов и либералов сильно обижался. Видимо, считал, что его должны понять: он меняет лексику, а не политику. После выборов, на которых успех достался партии Жириновского, Козырев начал вырабатывать новую, более жесткую линию в отношении бывших советских республик, в которых осталось многочисленное русское население.
Русский вопрос — вот важнейшая проблема московской дипломатии. И эта проблема поставила администрацию Ельцина в безвыходное положение. Оппозиция атаковала президента именно на этом беспроигрышном направлении: из-за вас страдают русские, оказавшиеся вне России.
Но некорректно было обвинять политику Ельцина-Козырева в пренебрежении русским вопросом. Они столкнулись с проблемой, которая, как показывает история, не имеет идеального решения. Чистая дипломатия, переговоры, резолюции ООН, апелляции к международным организациям, двум верховным комиссарам по правам человека (европейскому от ОБСЕ и всемирному от ООН) радикально изменить ситуацию не в силах. Потому что по-настоящему успокоить русских за пределами России, вернуть им утраченный душевный комфорт можно было только восстановив СССР. Остальные решения желанного облегчения всем зарубежным русским не принесут.
Самые умелые действия российских дипломатов, даже если им удастся, например, добиться каких-то уступок от правительств балтийских республик, все равно не изменят атмосферу в Прибалтике, где русских считают инородным элементом и в лучшем случае соглашаются их терпеть…
Сцена в аэропорту
30 сентября 1994 года в ирландском аэропорту Шеннон сел самолет российского президента, возвращавшегося из США. Ожидалось, что стоянка продлится всего два часа, но появление Ельцина на ирландской земле было оформлено как официальный визит главы Российской Федерации. В аэропорту его ждал почетный караул, ковровые дорожки.
Премьер-министр Ирландии Альберт Рейнольдс и его жена, укрывшись зонтами от моросившего дождя, стояли на летном поле, чтобы доставить Бориса Николаевича в старинный замок Дромоланд, там должны были состояться официальные переговоры. Ради встречи с Ельциным ирландский премьер-министр сократил на два дня визит в Австралию. Всю эту историю красочно описал тогдашний посол в Ирландии Николай Иванович Козырев (см. журнал «Международная жизнь», № 6/2007).
Беда состояла в том, что Ельцин позволил себе лишнее, и ему стало плохо в самолете. Сопровождавшие президента врачи не могли сразу определить, что это — сильный сердечный приступ или микроинсульт? Поэтому самолет сел с опозданием на час — он почему-то кружил над аэродромом. Но Ельцин на трапе не появился. Повинуясь чувству долга, Борис Николаевич пытался подняться на ноги, но не сумел выйти из самолета.
Представитель «Аэрофлота» в Шенноне доложил послу, что президент устал и вместо него переговоры поручены первому заместителю главы правительства Олегу Николаевичу Сосковцу. Посол ринулся в самолет. Но его остановил начальник охраны Коржаков:
— Президент очень устал.
Попытки российского посла объяснить, что ирландцы ждут президента больше часа и все это грозит скандалом, ни к чему не привели. Посол пошел к Альберту Рейнольдсу извиняться: у президента высокое давление, он плохо себя чувствует, не может вести переговоры.
— Ну что же, — ответил премьер-министр Ирландии, — если человек болен, ничего не поделаешь. Я готов говорить с представителем российского президента. Однако президент Ельцин — мой гость, он находится на нашей земле. Я не могу не подняться в самолет минут на пять, чтобы подать ему руку и пожелать скорейшего выздоровления.
Посол уже предлагал такой вариант Коржакову, но услышал категорический отказ:
— И этого тоже не надо.
Услышав отказ, вспоминает посол Козырев, премьер-министр на мгновение изменился в лице, но тут же взял себя в руки. Переговоры решили провести тут же, в здании аэропорта. Но ничего толкового не получилось. Сосковец не был готов к диалогу…
Потом Ельцин, как ни в чем не бывало, рассказывал журналистам, что он, утомившись, проспал, а охрана не решилась его разбудить. Но довольно быстро стала известна реальная подоплека. Пристрастие президента к горячительным напиткам ни для кого не оставалось секретом. История в Шенноне бурно обсуждалась в Ирландии, страна сочла себя оскорбленной.
«Ранний» и «поздний»