Позже Филип написал у себя в блоге пост с поправкой о том, что он поторопился, но это неважно. «Есть в Нидерландах что-то такое, что фейковая новость о том, как именно умерла Ноа, не так уж важна… об этой стране уже что-то говорит тот факт, что родители позволили ей исполнить свое желание и что медицина (в роли героя) не бросилась спасать ее от себя самой. К Ноа проявили уважение, и если ей не помогли, то хотя бы не мешали: вот хороший урок тем странам, которые желают, так сказать, „нянчить“ нас до смерти. Рациональный суицид — основное человеческое право» [184]
.Я верю в право на смерть. Я думаю, будущие поколения ужаснутся, когда поймут, что мы позволяли страдать отчаявшимся людям и что таким людям, как Лесли, полным любви и сострадания, приходится нарушать закон, чтобы помочь другим встретить мирную и достойную смерть. Но я не понимаю, какой «хороший урок» можно вынести из голодной смерти травмированной, анорексичной девочки, не раз наносившей себе вред.
Филип верит, что у любого должно быть право безболезненно умереть в том месте и в то время, когда человек пожелает сам, даже если этот человек не прошел психотерапию, как Ноа, даже если его мозг еще развивается, даже если есть все основания полагать, что однажды человек может передумать. Любой барьер перед информацией и технологиями в виде психиатрического теста не имеет смысла, если он думает, что люди с серьезной психической болезнью достаточно рациональны, чтобы принять решение умереть. Клавиатура «Сарко» — фиговый листик, дисклеймер, позволяющий Филипу рекламировать машину, не принимая никакой ответственности за действия пользователя. И даже неважно, сможет ли в дальнейшем умудренный ИИ заменить психиатров; Филип-то хочет, чтобы все в любом случае получили доступ к его машине, даже если есть надежда, что однажды они захотят жить.
Я встречаюсь с Лесли в ее новом доме в сельской местности Норфолка — в коттедже, окруженном полями. Она пробует силы в писательстве и активно помогает местному отделению Королевского общества защиты птиц. Дни обучения людей самоубийству остались позади. Время, проведенное в Exit, теперь лишь удивительное воспоминание.
— Выглядело все так замечательно, — рассказывает она, сидя в залитой солнцем гостиной. — Когда приходишь на собрание Exit, очевидно, что люди находят большое облегчение в разговорах с другими. Больше они никому не могут признаться в своих размышлениях об эвтаназии; свобода говорить что хочешь в безопасном окружении казалась чем-то совершенно замечательным.
Она рассказывает о своей идее организовать выездные собрания, чтобы участники по всей стране могли встретиться друг с другом, и штаб Exit в Австралии вроде бы ее поддержал, но на самом деле им нужны были только новые участники. «Мне говорили принимать как можно больше людей, советовать людям подписываться на справочник, продавать книги и другой мерчендайз и в целом поддерживать доход. — На ее лице возникает печальная улыбка. — Вот уж не думала, когда пришла на эту работу, что займусь продажами».
Лесли начала задумываться, что получают за свои деньги члены Exit в Великобритании. После случая с Брейли Филип попал под наблюдение полиции, так что Лесли не могла гарантировать, что его практические мастер-классы когда-нибудь возобновятся. «Меня беспокоило, что Exit сам напрашивался именно на то внимание, из-за которого это случилось. Они радовались, когда у нас в газетах или новостях выставляли доктора Ничке все более и более одиозной фигурой. Но меня ужасало то, как это влияло на нашу работу с членами Exit».
Кроме звонков суицидников, по словам Лесли, она начала принимать и жалобы покупателей, заказавших у Exit так и не прибывшее оборудование — в некоторых случаях кто-то дожидался покупок год и даже больше. Она отстаивала их интересы и возместила всем траты. Но на самом деле эти люди не хотели получать назад деньги. Они отчаянно хотели, чтобы кто-нибудь исполнил обещания о мирной смерти, которые им продал Филип. Им больше некуда было пойти.
Главной проблемой стала дистрибуция азота Max Dog: в Exit не смогли найти службу доставки, готовую по доступным ценам переправлять баллоны со сжатым газом из Австралии в Великобританию. Зато потом нашелся британский поставщик — компания в Маргейте, продававшая баллоны для Exit по 43 фунта за штуку. А Exit перепродавала их своим британским членам за 465 фунтов.
— Включая стоимость доставки, — извиняющимся тоном говорит Лесли.
— Это же колоссальная наценка, — говорю я.
— Да, так и есть.
— И люди думали, что получают продукт Exit, потому что на баллонах были логотипы Max Dog?
— На них были наклейки с надписью, что это баллоны Max Dog, но все знали, что поставщик находится в Британии, так что я не назвала бы это обманом. — Она ерзает в кресле. — Наценка и правда кажется большой, но Exit нужен стабильный доход, и они здорово потратились на ассортимент продуктов Max Dog. Так что сперва меня все устраивало.
— А что думаете теперь?
Лесли хмурится.