Секс без людей, мясо без животных. Кто проектирует мир будущего

Стартап Finless Foods был основан в 2017 году, вскоре после того, как Майк и Брайан получили степени в биохимии, и стал первым в области чистого мяса со специализацией на морепродуктах. Они сосредоточились на голубом тунце и морском окуне — поначалу любой их продукт будет дорогим, так что и рыбу нужно было выбрать под стать. Брайан дружелюбен, но рвется вернуться на свое собрание: там решают, кто из семи штатных сотрудников Finless полетит в Азию за начальными клетками тунца.

В этот раз Майк — «представитель компании», но здесь я спектакля не вижу. Не будет и дегустации: «Мы уже провели много дегустаций с прототипами, но в основном просто чтобы… Приходится играть в инвесторскую игру, — говорит он со знающей улыбкой. — Инвесторам нужно видеть что-то материальное, и думаю, это логично. Бизнес основан на ощущениях. В мире хватает блестящих ученых, которые создают компании и не могут найти финансирование, потому что не умеют играть в эту игру». Но продукты Finless еще не готовы для рынка, и Майк не собирается притворяться: в первую очередь он ученый и только во вторую — предприниматель, и, как академик, он не горит желанием блефовать за столом, чтобы потом не получить по лицу.

Существует только три компании чистого мяса, фокусирующихся исключительно на рыбе, и это удивительно, учитывая, что проблема с рыбой более животрепещущая, чем проблема с мясом. Если мясо — это убийство [87], то рыба — геноцид. Десятилетия коммерческого рыбного промысла с использованием все более кровожадных методов вылова привели к экологической катастрофе в наших океанах. Треть всех рыбных запасов исчерпывается быстрее, чем успевает пополняться; это значит, перелов достигает таких объемов, что популяция не может восстановиться и пищевая цепочка рушится. Еще 60% запасов эксплуатируются по максимуму — они не могут дать больше рыбы, чем уже дают. Остается всего 7%, и они часто находятся слишком далеко от суши, чтобы вылов был финансово оправдан, или в политически спорных областях (заплывая в которые, моряки рискуют начать войну) [88]. Другими словами, мы выловили из моря практически всю рыбу.

Рыболовецким флотилиям приходится заходить в поисках рыбы все дальше [89], сжигать все больше топлива, а улов при этом становится все мельче и реже. И при этом 40% улова коммерческих рыбаков выбрасывается [90]: это «прилов» — случайная, ненужная рыба, черепахи, птицы и морские животные, пойманные, убитые и отправленные за борт. Мы потребляем больше рыбного белка, чем любого другого животного происхождения: для миллиарда человек рыба является главным источником белка [91]. Бедные прибрежные поселения, чья жизнь зависит от рыболовства, ощущают на себе эффект этого экологического бедствия еще сильнее.

Решением проблемы разрушения океанических экосистем может показаться рыбоводство, но оно сталкивается с теми же проблемами, что и интенсивное животноводство: огромное количество рыбы на маленькой площади — это гигантская емкость, полная дерьма, и для убийства морских вшей, процветающих в этих условиях, требуются пестициды, фунгициды и инсектициды. А многие виды рыбы попросту не выживут в резервуаре. Голубому тунцу нужно много двигаться: если набить его, как сельдь в бочку, он погибнет.

Так что вопрос, почему Майк выбрал создание рыбного, а не животного мяса, кажется слегка наивным, но начинаю я именно с него.

— На это есть миллион причин, — воодушевленно реагирует он, довольный вопросом. Во-первых, по его словам, наше потребление рыбы — «самая большая причина страдания на планете. Если убить корову, можно прокормить где-то 300 человек, но если ты ешь, например, сардин, то съедаешь по десять рыб за раз. Это страдания и убийства в куда большем масштабе». Затем причины, связанные со здоровьем. «В случае голубого тунца — это ртуть и пластик. EPA [92] и FDA рекомендуют женщинам детородного возраста — который они определили в промежутке от 16 до 49 лет, их цифры, конечно, не мои, — вообще не есть эту большую плотоядную рыбу из-за ртути. Остальным ее рекомендуется есть только раз в неделю. Последствия поглощения микропластика мы пока до конца не изучили. Мы знаем эффект микропластиков, оказываемый на рыбу, — и он устрашающий, — Майк моргает от ужаса. — У них меняется химия мозга, меняется метаболизм, меняется социальное поведение. К 2050 году в океане по весу будет больше пластика, чем рыбы. Рыба станет сигаретами нашего поколения: раньше врачи их рекомендовали, но теперь такие: “Твою мать, это ж рак легких!” С пластиком будет то же самое, когда мы по-настоящему изучим влияние биоаккумулирующего пластика на человеческую физиологию».