— Я был в гетеросексуальных отношениях. Я
— Вы всегда хотели детей?
— О
Ко времени его знакомства с Уэсом мир уже изменился: гей-пары начали заводить детей.
— Наверное, в первую же неделю наших отношений я спросил его: «Слушай, я сейчас реально покажусь психопаткой, но ты хочешь детей?» — Через месяц они съехались. Несколько недель спустя обручились. — А потом через год мы такие: «Так. И как нам создать семью?»
К нам присоединяется Уэс с розовым мартини. Извиняется за опоздание: «Сегодня все хотят до нас дорваться».
Для пары, которая любит действовать быстро, суррогатное материнство было мучительно медленным процессом. Три с половиной года они провели только в попытках понять, как осуществить эту затею.
— Мы рассматривали Непал, Индию, Таиланд, Гвадалахару… — говорит Майкл.
— Пока мы этим занимались, все менялось… — добавляет Уэс.
— Все обламывалось, — кивает Майкл. — Мы начали с Таиланда, а потом все испортили австралийцы из-за того дела. — Он имеет в виду дело Гамми. — Потом Индия выступила против геев, и надо было притворяться женатым на суррогатной матери.
— А потом ведь еще было землетрясение в Непале? — спрашивает Уэс.
— Да, погибла куча эмбрионов. Потом мы отправились в Испанию, в клинику со связями в Мексике, и все почти получилось. И помню, как спросил управляющего клиники: «Сколько британцев уже уезжали с собственным ребенком?» — «Ну, пока нисколько». И я такой: «Не-не-не».
Уэсу казалось, что проще было бы договориться о сделке с женщиной за границей.
— Когда решаешь обратиться к суррогатной матери, в голове мелькают самые естественные вещи — типа, не сбежит ли она с ребенком? Для меня выбор заграницы был самым очевидным решением. Поездка за границу снизила бы риски. Мы бы получили ребенка, вернулись в Великобританию и больше никогда бы ее не увидели. Связь обрублена — и мы снова в своем мире. И нет шансов столкнуться с ней в супермаркете.
Когда вариантов оставалось все меньше, Майкл завел аккаунт на международном сайте surrogatefinder.com, и через четыре недели ему написала британка с предложением о встрече. Они поехали познакомиться с ней и ее мужем и впервые за долгое время почувствовали, что все теперь будет хорошо. Она выносила их дочь Талулу, а теперь беременна их сыном.
— Теперь она часть нашей жизни, чего мы никогда не хотели и не задумывали, — говорит Уэс.
— Отношения с ней совсем не те, каких мы хотели в начале, но теперь и представить себе не можем, как могло быть иначе, — добавляет Майкл.
— Мы хотели очень четких товарно-денежных отношений, но вообще-то теперь нам очень комфортно, мы уже рассказали Талуле, кто она такая, как произвела ее на свет.
— Талула знает, что она вынашивает ее братика, а когда он вырастет, то приедет к нам домой.
Похоже, они бы охотнее выбрали то, что Анна называла «эктогенетическим инкубатором», но в их планы вмешалось человеческое тепло, и они довольны тем, как все обернулось. Конечно, в случае искусственной матки не будет никаких деликатных отношений; не придется полагаться на чужое слово и не с кем будет сталкиваться в супермаркете, попадая в неловкую ситуацию.
Талулу зачали с помощью спермы Майкла и яйцеклетки донора со светлыми волосами и голубыми глазами, как у Уэса. Уэс — биологический отец сына, которого они ожидают сейчас, зачатого от яйцеклетки донора с более смуглой кожей, как у Майкла. В будущем однополым родителям не понадобится подбирать внешность донора: через несколько десятилетий ученые смогут производить сперму и яйцеклетки из клеток кожи. (Японские ученые уже добились немалого успеха с клетками мышей [143]
, но человеческие половые клетки — пока другой разговор.) И мужчины, и женщины смогут дать как яйцеклетки, так и сперму, в зависимости от того, чего требуют их отношения.Уэс и Майкл всегда хотели родных детей, усыновление было не для них. Говорят они это почти извиняющимся тоном, будто я подумаю, что они недостаточно любят детей, если не готовы рискнуть с неизвестной переменной, усыновив ребенка из приюта. Гетеросексуальным парам так оправдываться не приходится.
И все же они поняли, что биология не так важна, как они думали.
— Мне пришлось смириться с тем, что Майкл — биологический отец нашей дочери, и я не знал, какие у нас с ней будут отношения. Но с самого дня ее рождения стало кристально ясно…
Майкл прослезился.
— О, сейчас