Секс и офис. Как сделать успешную карьеру и устроить личную жизнь

Мистер Уинстон терпеть не мог коммунистов, католиков, показуху (его офис был обставлен старомодной мебелью), Рузвельта (несмотря на то что этот человек ему в угоду давно умер), любой шум до обеда и евреев. Он яростно ненавидел все перечисленное, в особенности евреев. Ему оставалось только посочувствовать — ведь бедняжка возвел киностудию со множеством павильонов звукозаписи прямо в сердце Голливуда, не подозревая, что развлекательный бизнес буквально нашпигован представителями ненавистной нации. (Мистер У. был затворником.)

Если в жизни мистера У. были проблемы, то мои дни казались безоблачными. Все, что мне приходилось делать за 85 долларов в неделю (когда любая секретарша в городе получала в лучшем случае 40), — это следить за тишиной в доме (даже шелест копирки был слишком громок до полудня), выполняя каприз мистера У. После этого я должна была напечатать несколько страниц под диктовку босса и ограждать его от нежелательных визитеров, которые хотели бы арендовать несколько павильонов звукозаписи. (Вы догадываетесь, кто это мог быть.) Остальное время я могла читать и есть. За три недели я прочитала все книги в местной библиотеке и уничтожила примерно тридцать фунтов арахиса.

Мистер У. обожал сплетни, особенно о чужих неприятностях. Ему и не надо было знать этих бедолаг — их несчастья для него были как бальзам на душу. Я не обращала внимания на факты, но излагала ему эти истории так затейливо, что простая невзгода становилась целой чашей горя. Для этого была нужна недюжинная фантазия.

В ответ на мои сплетни мистер У. рассказывал, как он разорял определенных людей (догадываетесь, о ком речь?), как выгонял их из штата Нью-Йорк, а иногда и из страны, в одних лохмотьях.

Я подумала: раз мой хозяин так ловко разоряет людей, то не может ли он как-нибудь приструнить нашу квартирную хозяйку. После того как мы с Барбарой однажды выставили за порог сорок две пустые бутылки — один из наших кавалеров был любитель выпить, — старая ведьма сочла нас нежелательными жильцами и объявила войну.

— У вас водятся крысы? — деловито осведомился мистер У.

— Нет, пока что я не видела, — ответила я.

— Какие-нибудь насекомые бегают по стенам? — потребовал он отчета.

— Да, — сказала я, — мы полагаем, что это миссис Таттл, наша хозяйка.

— Поищите крыс, — посоветовал мистер У. — Я мог бы напустить на нее санэпидемстанцию, водись там крысы. А еще напугал бы ее до смерти, выясняя, на кого оформлена доверенность на дом.

Определенно, этот человек был не так уж плох.

Каждый вечер, часов эдак в пять, мистер У. открывал бутылку виски, к нашей компании присоединялись один-два спокойных сотрудника из его фирмы, и начинался час коктейля. Мы пили виски из бумажных стаканчиков, добавляя воды по вкусу. (Стеклянные стаканы и лед создавали слишком много шума.) Около шести часов я приползала домой, еле держась на ногах.

Несмотря на то что я постепенно спивалась, мистер У. слишком хорошо платил, чтобы уйти от него. Все было замечательно — идеальная тишина, часы, посвященные сплетням, удаление назойливых арендаторов павильонов звукозаписи — желательных или нежелательных. Большим препятствием в моей карьере стало то, что я не могла ненавидеть евреев. Я даже не умела их распознавать по внешности. Мама никогда не говорила мне, что люди отличаются друг от друга. В городке Литтл-Рок, где я выросла, все были слишком увлечены судами Линча, чтобы обращать внимание на евреев. Я даже не слышала об антисемитизме (видимо, потому, что не читала газет), а на одной или двух предыдущих работах я наверняка была единственной нееврейкой. Но мне никогда не приходило в голову, что одни люди считают себя лучше других. Полное отсутствие чувства национального превосходства мистер У. находил невероятным и морально безответственным.

Моя милая Барбара, наполовину еврейка, пыталась мне помочь. Как и я, она считала, что уходить с такой высокооплачиваемой работы — безумие.

— Видишь мои глаза? — говорила Барбара. — Глаза у евреев большие, темные и очень печальные.

— У тебя маленькие злые голубые глазки, — парировала я, — и ты выглядишь вполне счастливой.

Мы решили, что мне нужна практика, и куда бы мы с Барбарой ни направлялись — она вычисляла евреев, а я изучала их. Я объяснила мистеру У., что Барбара помогает мне в еврейской проблеме и что пользы от нее было бы больше, будь она чистокровной еврейкой, но она бескорыстно поставляет своих соплеменников для изучения. Последовал эмоциональный взрыв.

«Боже мой! — воскликнул он. — Боже мой! Моя личная секретарша в самом пекле! Вот что получается, если заранее все не выяснишь! — Он искоса посмотрел не меня, определяя, не ошибся ли в отношении моей личности. — Я представить себе не мог, что агентство пришлет мне… э-э-э… друга евреев'.»

Может, из-за того, что я услаждала его слух первоклассными сплетнями, или потому, что я была тихая как мышь, но мистер У. решил уберечь меня от «геенны огненной». Но, несмотря на наше примирение, он уже не был таким, как прежде.