Читаем Секс на заре цивилизации. Эволюция человеческой сексуальности с доисторических времен до наших дней полностью

Если бы оценка роста популяции Мальтуса имела хоть какое-то отношение к реальности, то он, а значит и Дарвин, были бы вправе предположить, что сообщества людей были «обречены на нехватку пространства» и, следовательно, на «состояние непрекращающейся войны друг с другом». В «Происхождении человека» Дарвин пересматривает расчёты Мальтуса и пишет: «Цивилизованные популяции, как, например, в США, при благоприятных условиях могут удваивать своё число за 25 лет. С [такой] скоростью современное население Соединённых Штатов (30 миллионов) за 657 лет покроет всю земную поверхность так густо, что на четверых человек придётся всего по одному квадратному ярду суши»194.

Если бы, как утверждал Мальтус, доисторический человек удваивал свою численность каждые 25 лет, такие допущения были бы резонными. Но он не удваивал, и они не резонны. Сегодня известно, что перед наступлением земледельческой эры популяция наших предков удваивалась не каждые 25 лет, а каждые 250 тысяч лет. Мальтус (а за ним и Дарвин) ошибся в расчётах в каких-то десять тысяч раз195.

Мальтус полагал, что страдания людей, свидетелем которых он был, отражали внутреннее, неизбежное состояние мира людей и животных. Он не понимал, что переполненные отчаянием улицы Лондона конца XVIII – начала XIX века очень далеки от реального отражения доисторических условий жизни человека. За полтора столетия до этого Томас Гоббс сделал ту же ошибку, когда высосал из пальца картины доисторической жизни, экстраполируя на прошлое собственные злободневные наблюдения.


ОЦЕНКА РОСТА НАРОДОНАСЕЛЕНИЯ ЗЕМЛИ196



Томас Гоббс (1588–1679) был прирождённый паникёр. У его матери начались преждевременные роды, когда она услышала, что испанская армада собирается напасть на Англию. Много лет спустя Гоббс писал, что мать «родила близнецов: меня и страх». Книга «Левиафан», знаменитая описанием доисторической жизни как «одинокой, бедной, злобной, жестокой и короткой», была написана в Париже, где он скрывался от врагов, а врагов он наплодил потому, что поддерживал монархию во время гражданской войны в Англии. Работа была практически заброшена, когда его поразила тяжелейшая болезнь, из-за которой он в течение шести месяцев находился между жизнью и смертью. После публикации «Левиафана» во Франции ему опять стали угрожать смертью, на этот раз такие же эмигранты, как и он. Их оскорбила антика-толическая направленность книги. Он вернулся в Англию, умоляя о прощении тех, от кого с таким трудом скрылся одиннадцать лет назад. Хотя ему было позволено остаться, церковь запретила его книгу. Оксфордский университет и запретил, и сжёг её. Про внутренний мир Гоббса написал историк культуры Марк Лилла: «Христиан преследовали призраки апокалипсиса; [они] настигали и убивали своих единоверцев с той маниакальной яростью, которую некогда берегли для мусульман, евреев и еретиков. Это было безумием»197.

Безумие своего времени Гоббс почёл за норму и распространил его на доисторические эпохи, о которых он не знал практически ничего. То, что Гоббс называл «человеческой природой», было проекцией Европы XVII столетия, где жизнь большинства была, мягко выражаясь, непростой. Но хотя в них и верят уже сотни лет, мрачные фантазии Гоббса о жизни доисторического человека были примерно так же близки к действительности, как заключения о сибирских волках, сделанные на основании наблюдений за бродячими собаками Тихуаны.



В оправдание Мальтуса, Гоббса и Дарвина можно лишь сказать, что у них попросту не было достаточно фактических данных. К огромной чести Дарвина, он это понимал и всю жизнь посвятил коллекционированию видов, их подробному описанию и переписке со всеми, кто мог снабдить его полезной информацией. Но и этого было недостаточно. Лишь спустя много десятилетий были открыты все необходимые факты.

Сегодня мы их имеем. Учёные знают, как «читать» древние кости и зубы, делать радиоуглеродный анализ пепла из костров плейстоцена, отслеживать изменения в митохондриальных ДНК наших предков. Информация, которую они добыли, решительно опровергает видение доисторической эпохи, выдуманное Гоббсом и Мальтусом и наивно проглоченное Дарвином.


Бедный несчастный я

Если Джордж Оруэлл прав, что «те, у кого в руках прошлое, владеют и будущим», то как насчёт тех, у кого в руках очень далёкое прошлое?

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии
100 великих кладов
100 великих кладов

С глубокой древности тысячи людей мечтали найти настоящий клад, потрясающий воображение своей ценностью или общественной значимостью. В последние два столетия всё больше кладов попадает в руки профессиональных археологов, но среди нашедших клады есть и авантюристы, и просто случайные люди. Для одних находка крупного клада является выдающимся научным открытием, для других — обретением национальной или религиозной реликвии, а кому-то важна лишь рыночная стоимость обнаруженных сокровищ. Кто знает, сколько ещё нераскрытых загадок хранят недра земли, глубины морей и океанов? В историях о кладах подчас невозможно отличить правду от выдумки, а за отдельными ещё не найденными сокровищами тянется длинный кровавый след…Эта книга рассказывает о ста великих кладах всех времён и народов — реальных, легендарных и фантастических — от сокровищ Ура и Трои, золота скифов и фракийцев до призрачных богатств ордена тамплиеров, пиратов Карибского моря и запорожских казаков.

Андрей Юрьевич Низовский , Николай Николаевич Непомнящий

История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии
Жертвы Ялты
Жертвы Ялты

Насильственная репатриация в СССР на протяжении 1943-47 годов — часть нашей истории, но не ее достояние. В Советском Союзе об этом не знают ничего, либо знают по слухам и урывками. Но эти урывки и слухи уже вошли в общественное сознание, и для того, чтобы их рассеять, чтобы хотя бы в первом приближении показать правду того, что произошло, необходима огромная работа, и работа действительно свободная. Свободная в архивных розысках, свободная в высказываниях мнений, а главное — духовно свободная от предрассудков…  Чем же ценен труд Н. Толстого, если и его еще недостаточно, чтобы заполнить этот пробел нашей истории? Прежде всего, полнотой описания, сведением воедино разрозненных фактов — где, когда, кого и как выдали. Примерно 34 используемых в книге документов публикуются впервые, и автор не ограничивается такими более или менее известными теперь событиями, как выдача казаков в Лиенце или армии Власова, хотя и здесь приводит много новых данных, но описывает операции по выдаче многих категорий перемещенных лиц хронологически и по странам. После такой книги невозможно больше отмахиваться от частных свидетельств, как «не имеющих объективного значения»Из этой книги, может быть, мы впервые по-настоящему узнали о масштабах народного сопротивления советскому режиму в годы Великой Отечественной войны, о причинах, заставивших более миллиона граждан СССР выбрать себе во временные союзники для свержения ненавистной коммунистической тирании гитлеровскую Германию. И только после появления в СССР первых копий книги на русском языке многие из потомков казаков впервые осознали, что не умерло казачество в 20–30-е годы, не все было истреблено или рассеяно по белу свету.

Николай Дмитриевич Толстой , Николай Дмитриевич Толстой-Милославский

Биографии и Мемуары / Документальная литература / Публицистика / История / Образование и наука / Документальное