Читаем Секс на заре цивилизации. Эволюция человеческой сексуальности с доисторических времен до наших дней полностью

До развития сельского хозяйства, когда население начало расти, большая часть мира была пустой, имея в виду распределение человеческой популяции. Но в эволюционную теорию глубокими корнями вросло представление Гоббса, Мальтуса и Дарвина о безнадёжном перенаселении. Это и сегодня повторяется, как мантра, невзирая на очевидные факты. Например, возьмём последнее эссе философа Дэвида Ливингстона Смита «Почему война?». В нём проецируется мальтузианская панорама со всей её ошибочной безнадёжностью: «Соперничество за ограниченные ресурсы – двигатель эволюционных изменений. Любая популяция, растущая без ограничений, в конце концов истощит ресурсы, от которых зависит, и индивидам не останется ничего, кроме борьбы за эти ресурсы, всё более и более отчаянной и ожесточённой. Те, кто сможет их себе надёжно гарантировать, будут процветать, те, кто не сможет – погибнут»198.

Пока всё верно. Но только пока, потому что Смит забывает, что наши предки были исконными бродягами,

НАШЕ БОГАТСТВО НЕ В ТОМ, ЧТО У НАС ЕСТЬ, А В ТОМ, БЕЗ ЧЕГО МЫ МОЖЕМ ОБОЙТИСЬ.

Иммануил Кант

кочевниками, которые редко оставались на одном месте больше нескольких дней. Уходить – это то, чему они научились лучше всего. Откуда предположение, что они осядут на каком-то месте и начнут «отчаянную» борьбу за него в условиях перенаселения и истощения ресурсов, когда они просто могут отойти дальше по берегу, как уже делали это в течение многих поколений? Кроме того, доисторический человек никогда не размножался «без ограничений», подобно кроликам. На самом деле рост народонаселения в доисторическую эпоху оценивается менее чем 0,001 % в год199 – очень далеко от «демографической бомбы», предсказанной Мальтусом.

Базовая репродуктивная биология человека в условиях собирательства делает быстрый рост популяции маловероятным, если вообще возможным. Женщины редко могут зачать, если они кормят грудью, а без молока одомашненных животных кормить каждого ребёнка приходилось пять-шесть лет. Более того, потребность в мобильности делала нецелесообразным для матери иметь одновременно более одного малыша, даже если предполагать существенную помощь со стороны окружающих. И наконец, низкий уровень жира в организме приводил к более позднему созреванию и началу овуляций у девочек-собирательниц, чем у их постсельскохозяйственных сверстниц. У собирательниц готовность к деторождению наступает, как правило, ближе к двадцатилетнему возрасту, поэтому их репродуктивная жизнь короче200.

Гоббс, Мальтус и Дарвин сами жили в окружении безысходных последствий перенаселённого общества (свирепствующие эпидемии, непрекращающиеся войны, беспринципное политиканство в борьбе за власть). Но доисторический мир был очень мало заселён либо не заселён вообще. Кроме оазисов, окружённых пустыней, или островов вроде Папуа – Новой Гвинеи, доисторический мир был открыт и безграничен. Большинство учёных полагают, что наши предки покинули Африку около 50 тысяч лет назад и через 5—10 тысяч лет прибыли в Европу201. На североамериканской земле первый человек, вероятно, появился около 20 тысяч лет назад202. Многие тысячелетия до освоения земледелия общая численность Homo sapiens на планете, скорее всего, не превышала миллиона человек и определённо никогда близко не подходила к населению современного Чикаго. Более того, недавние исследования ДНК наводят на мысль, что несколько раз за историю в результате неких природных катастроф численность сокращалась до нескольких сотен индивидов, последний раз не так давно – 70 тысяч лет назад203.

Наш вид крайне молод. Мало кто из наших предков мог сталкиваться с безжалостным давлением отбора, связанным с нехваткой ресурсов, как предполагали Гоббс, Мальтус и Дарвин. Путь древних людей не пролегал по перенаселённому миру в борьбе за объедки. Скорее, большинство из них миновали последовательность различных экосистем, ни одна из которых, однако, не напоминала современную. Как бирманские питоны, освоившиеся на болотах, тростниковые лягушки, случайно занесённые в Австралию, или лесные волки, недавно вновь завезённые в Йеллоустон, наши предки большей частью занимали открытые экологические ниши. Когда Гоббс писал «человек человеку волк», он не знал, насколько волки могут быть дружелюбны и общительны, если им хватает еды на всех. Индивидам тех видов, которые распространяются по изобильной экосистеме, нет нужды сражаться до смерти друг против друга. Пока ниша не заполнится, внутривидовые конфликты за еду контрпродуктивны и бессмысленны204.

КОГДА ГОББС ПИСАЛ «ЧЕЛОВЕК ЧЕЛОВЕКУ ВОЛК», ОН НЕ ЗНАЛ, НАСКОЛЬКО ВОЛКИ МОГУТ БЫТЬ ДРУЖЕЛЮБНЫ И ОБЩИТЕЛЬНЫ, ЕСЛИ ИМ ХВАТАЕТ ЕДЫ НА ВСЕХ.

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии
100 великих кладов
100 великих кладов

С глубокой древности тысячи людей мечтали найти настоящий клад, потрясающий воображение своей ценностью или общественной значимостью. В последние два столетия всё больше кладов попадает в руки профессиональных археологов, но среди нашедших клады есть и авантюристы, и просто случайные люди. Для одних находка крупного клада является выдающимся научным открытием, для других — обретением национальной или религиозной реликвии, а кому-то важна лишь рыночная стоимость обнаруженных сокровищ. Кто знает, сколько ещё нераскрытых загадок хранят недра земли, глубины морей и океанов? В историях о кладах подчас невозможно отличить правду от выдумки, а за отдельными ещё не найденными сокровищами тянется длинный кровавый след…Эта книга рассказывает о ста великих кладах всех времён и народов — реальных, легендарных и фантастических — от сокровищ Ура и Трои, золота скифов и фракийцев до призрачных богатств ордена тамплиеров, пиратов Карибского моря и запорожских казаков.

Андрей Юрьевич Низовский , Николай Николаевич Непомнящий

История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии
Жертвы Ялты
Жертвы Ялты

Насильственная репатриация в СССР на протяжении 1943-47 годов — часть нашей истории, но не ее достояние. В Советском Союзе об этом не знают ничего, либо знают по слухам и урывками. Но эти урывки и слухи уже вошли в общественное сознание, и для того, чтобы их рассеять, чтобы хотя бы в первом приближении показать правду того, что произошло, необходима огромная работа, и работа действительно свободная. Свободная в архивных розысках, свободная в высказываниях мнений, а главное — духовно свободная от предрассудков…  Чем же ценен труд Н. Толстого, если и его еще недостаточно, чтобы заполнить этот пробел нашей истории? Прежде всего, полнотой описания, сведением воедино разрозненных фактов — где, когда, кого и как выдали. Примерно 34 используемых в книге документов публикуются впервые, и автор не ограничивается такими более или менее известными теперь событиями, как выдача казаков в Лиенце или армии Власова, хотя и здесь приводит много новых данных, но описывает операции по выдаче многих категорий перемещенных лиц хронологически и по странам. После такой книги невозможно больше отмахиваться от частных свидетельств, как «не имеющих объективного значения»Из этой книги, может быть, мы впервые по-настоящему узнали о масштабах народного сопротивления советскому режиму в годы Великой Отечественной войны, о причинах, заставивших более миллиона граждан СССР выбрать себе во временные союзники для свержения ненавистной коммунистической тирании гитлеровскую Германию. И только после появления в СССР первых копий книги на русском языке многие из потомков казаков впервые осознали, что не умерло казачество в 20–30-е годы, не все было истреблено или рассеяно по белу свету.

Николай Дмитриевич Толстой , Николай Дмитриевич Толстой-Милославский

Биографии и Мемуары / Документальная литература / Публицистика / История / Образование и наука / Документальное