Секс, насилие и алгоритмы: кино после Netflix

Александр Роднянский Секс, насилие и алгоритмы: кино после NETFLIX

* * *

Иногда мне кажется, что еще на нашем веку вопросы красоты и вкуса разделят людей (то есть некоторых людей) так же глубоко, как разделяли их некогда вопросы веры и морали; что кровь оросит мостовые из-за расцветки ковров; толпы восстанут против моды на шляпки и отряды вооруженных мятежников понесутся по улицам крушить дубовые панели и сжигать пирамиды ранней викторианской мебели.

Скорее всего, до этого, конечно же, не дойдет: эстетика, в отличие от нравственности, не способствует внезапной отваге. Но дошло до того, что немало, даже слишком много народу проявляет в делах вкуса ту самую нетерпимость, бдительность, постоянную готовность к гневу, которые так естественны, когда спор заходит о добре и зле. Словом, для многих нынешних людей вкус стал делом нравственности. Надеюсь все же, что нравственность не стала делом вкуса.

Г. К. Честертон, эссе «Обвинение в непочтительности». 1906 г.

Вместо предисловия. Почему появилась эта книга?

Сколько себя помню, я всегда хотел рассказывать истории. Увлекательные, поучительные, важные. Желательно на экране. Storyteller (почему-то это английское слово звучит более органично, чем «рассказчик историй») – одна из самых старых профессий, известных человечеству. Естественно, на протяжении многих тысяч лет менялись не только сами истории, но и способы их изложения.

Сегодня авторы делятся своими историями, снимая их на современную цифровую технику и выстраивая сложные многофигурные киновселенные. А некогда в пещерах люди собирались у костров, и кто-то из них, вероятно самый рефлексирующий, именно историями и нарисованными на стенах изображениями утешал, развлекал и вдохновлял своих близких, прячущихся в пещере от страшного мира, наполненного бесчисленными угрозами, природными катаклизмами и саблезубыми хищниками. Думаю, что и в фантастически далеком будущем суть этой профессии не особо изменится и – даже в случае столь любимой кинозрителями катастрофы (не приведи господи!) – рассказчики историй будут ездить в кибитках по выжженной ядерной войной пустыне и все так же утешать, развлекать и вдохновлять.

Рискну предположить, что именно storytellers научили своих соплеменников помогать слабым, объединяться в борьбе с опасностью, заботиться о стариках, воспитывать детей и передавать этот опыт по наследству. Да, именно они формировали модели человеческого сосуществования, создавая первые культурные коды.

В кодах этих было сформулировано отношение к жизненным вызовам, болезням, страданиям и опасностям. В них звучало осознание неизбежности смерти и ценности человеческой жизни. Они призывали достойно встречать невзгоды и утверждали необходимость солидарности, взаимопомощи. Общества же, выбиравшие основой своей культуры войну, убийство и жестокость, в конечном итоге оказывались обреченными на вымирание. Просто потому, что культура не может не быть гуманистической. Народ, главный императив которого – уничтожение себе подобных, долго существовать не может.

Человек меняется, меняются времена и вместе с ними и культурные коды.

Об этом говорит и мой личный опыт. Я родился в Украине, которая была частью Советского Союза, и, естественно, воспитывался как неотъемлемая частица «новой исторической общности» – советского народа. Со всеми его атрибутами: культом образования, страстной верой в научно-технический прогресс, мечтами о завоевании космоса. И главное – верой в интернационализм. Это было впитано с молоком матери – неприлично делить людей по национальному признаку. И если бы антисемиты в быту и на работе не напоминали бы мне время от времени, что я еврей, я бы об этом и не особенно задумывался.